Американский президент Франклин Д. Рузвельт был согласен с этим взглядом. “Колониальная система означает войну, — сказал он своему сыну во время войны. — Если вы эксплуатируете ресурсы Индии, Бирмы, Явы, забираете богатства этих стран, но ничего не возвращаете… то все, что вы делаете, это создаете проблемы, которые ведут к войне”. Краткая остановка в Гамбии по пути на конференцию в Касабланке подтвердила эти подозрения. Это была, как он сообщал, “чертова дыра… Самое ужасное место из всех, что я видел в жизни”:
Грязь. Болезни. Очень высокая смертность… С этими людьми обращаются хуже, чем со скотом. Их скот живет дольше… За каждый доллар, которые британцы… вложили в Гамбию [как он позже утверждал], они получили десять. Это неприкрытая эксплуатация.
Наивно доверяющий Сталину, явно заискивающий перед лидером китайских националистов Чан Кайши, Рузвельт с глубоким подозрением относился к старомодному империализму Черчилля: “Британцы готовы захватить любой клочок земли, даже если это только скала или отмель”. “В вашей крови четыреста лет ненасытного инстинкта, — заявил он Черчиллю в 1943 году, — и вы совершенно не понимаете, как страна может не желать приобрести землю где-либо, если она может получить ее”. Рузвельт желал видеть вместо колониальной систему временной “опеки” для колоний всех европейских держав, ведущую к независимости. Они подчинялись бы некоему международному контролирующему органу. Такие антиимпериалистические взгляды были свойственны не только президенту. В 1942 году Бенджамин Самнер Уэллс, заместитель американского госсекретаря, объявил: “Эпоха империализма закончилась”. Риторика Уэнделла Л. Уилки, кандидата в президенты от Республиканской партии, была похожей.
Итак, американцы были во многих отношениях враждебнее настроены к Британской империи, чем даже Гитлер. Атлантическая хартия (1941), в которой были изложены цели союзников, вроде бы отказалась от имперской формы правления в пользу “права всех народов избирать форму правления, при которой они будут жить”. В 1943 году американский проект Декларации национальной независимости пошел еще дальше: один британский чиновник жаловался, что “ее главный мотив — нетерпеливое ожидание идеала, заключающегося в распаде Британской империи”. Однако американцы не ограничивались общими рассуждениями. Однажды Рузвельт надавил на Черчилля, чтобы вернуть Гонконг Китаю в качестве жеста “доброй воли”. Он поднял вопрос об Индии. Черчилль взорвался и заявил, что на американский Юг следует отправить международную группу наблюдателей. “Мы приняли декларацию по этому вопросу”, — уверил Черчилль членов Палаты общин. Британское правительство уже занимается “постепенным развитием институтов самоуправления в британских колониях”. “Туки прочь от Британской империи!' — был его лозунг в декабре 1944 года. — Она не должна быть ослаблена или опозорена, как бы это ни понравилось сентиментальным торговцам на родине или каким бы то ни было иностранцам”. Он призывал американцев вступить в войну. Теперь он горько негодовал, ощущая, что империя “была обманута и находилась на краю пропасти”. Он совершенно не был согласен,
чтобы сорок или пятьдесят наций запустили свои руки в дела Британской империи… После того как мы приложили все усилия, чтобы выиграть в этой войне… я не могу допустить, чтобы Британская империя была помещена в док и исследовалась всеми желающими на предмет того, соответствует ли она стандартам.
С точки зрения англичан, система “опеки” была бы только фасадом, за которым была бы установлена неформальная американская экономическая империя. Как выразилось Министерство по делам колоний, “американцы были готовы сделать свои зависимые территории 'политически независимыми', в то же время экономически связывая их по рукам и ногам”. Любопытно, что “опека” не распространялась на Гавайские острова, Гуам, Пуэрто-Рико и Виргинские острова, де-факто являющимися американскими колониями. Также освобождался от этого длинный список островов Атлантики и Тихого океана, подходящих для баз ВМС США, составленный для Рузвельта Объединенным комитетом начальников штабов. Алан Уотт, член австралийской дипмиссии в Вашингтоне, проницательно заметил в январе 1944 года: “В этой стране наблюдаются признаки появления… империалистических замашек”. В этом заключался большой парадокс войны, отметил бежавший из Германии еврей, экономист Мориц Бонн: “Соединенные Штаты были колыбелью современного антиимпериализма и в то же самое время — фундаментом могущественной империи”. [202] Примечательно, что Рузвельт, кажется, не стремился к тому, чтобы система “опеки” стала фундаментом будущей обширной евразийской империи России. Британские чиновники назвали это “аргументом к соленой воде”: отношение к колонии менялось, если она была отделена морем от метрополии.
Читать дальше