Ниал Фергюсон - Империя - чем современный мир обязан Британии

И все же империя в одиночку не выиграла бы. Победа — и будущее самой империи — зависели, по иронии, от бывшей английской колонии, от народа, некогда пренебрежительно названного премьер-министром Новой Зеландии [199] Уильям Фергюсон Мэсси, новозеландский премьер-министр в 1912-1925 годах. “расой полукровок”. И это означало, что, по словам одного старого сотрудника Министерства по делам колоний, “результатом победы будет не сохранение, а торжественное погребение старой системы”.

В Первую мировую войну экономическая, а позднее и военная помощь США была важной, но не критически важной. Во Вторую мировую она оказалась жизненно необходимой. С первых дней войны Черчилль связывал свои надежды с Соединенными Штатами. “Голос и сила Соединенных Штатов могут не иметь никакого значения, если их слишком долго сдерживают”, — сказал он Рузвельту уже 15 мая 1940 года. В своих речах и радиопередачах он неоднократно намекал, что спасение придет с другого берега Атлантики. Двадцать седьмого апреля 1941 года, более чем за семь месяцев до того, как США вступили в войну, он процитировал строки Артура Хью Клафа в радиопередаче Би-би-си на Америку:

Имея англо-американское происхождение [200] Его матерью была рожденная в Бруклине Дженни Джером, дочь Леонарда Джерома, владельца “Нью-Йорк таймс”. , Черчилль был уверен, что ключ к победе, которая, конечно, вернет Британской империи ее status quo ante [201] Прежний статус (лат.). — Прим. пер. — это альянс англоязычных народов. Когда он услышал вечером у декабря, что японцы напали на Перл-Харбор, он едва смог скрыть волнение. До этого, после обеда с двумя американскими гостями, он пребывал в самом мрачном настроении, “некоторое время сидел, схватившись за голову”. Но услышав по радио новости, Черчилль, по словам американского посла Джона Г. Уайнанта,

вскочил и устремился к двери с восклицанием:

— Мы объявим войну Японии.

— О Боже! — сказал я. — Вы не можете объявить войну из-за сообщения по радио.

Он остановился и, смотря на меня полусерьезно-полунасмешливо, сказал спокойно: “Что же мне делать?” Вопрос был задан не потому, что ему был нужен мой совет, а в качестве жеста вежливости по отношению к представителю страны, на которую напали.

Я сказал: “Я позвоню президенту и узнаю, каковы факты”. Он добавил: “Я тоже поговорю с ним”.

Первым, что Рузвельт сказал Черчиллю, было: “Мы теперь в одной лодке”.

Все же с первых дней “особые отношения” между Британией и Соединенными Штатами отличались некоторой двусмысленностью, обусловленной иным видением американцами империи. Для американцев, выросших на мифе о своей борьбе за свободу от британского угнетения, прямое управление подчиненными народами было неприемлемым. Эти отношения также подразумевали зарубежные дрязги, от участия в которых их предостерегали “отцы-основатели”. Рано или поздно все должны научиться быть такими, как американцы — самостоятельными и демократичными (если необходимо, находясь на мушке). В 1913 году в Мексике, к величайшему неудовольствию Вудро Вильсона, произошел военный переворот, и Вильсон решил “научить южноамериканские республики выбирать хороших людей”. Уолтер Пейдж, тогда официальный представитель Вашингтона в Лондоне, сообщил о своей беседе с британским министром иностранных дел сэром Эдвардом Греем. Англичанин спросил:

— Предположим, вы должны вмешаться, и что тогда?

— Заставим их голосовать и жить согласно своим решениям.

— Предположим, что они не будут так жить. Что тогда?

— Мы войдем и заставим их голосовать снова.

— И это будет продолжаться двести лет? — спросил он.

— Да, — ответил я, — Соединенные Штаты будут там в течение двухсот лет и будут продолжать стрелять в людей до тех пор, пока те не научатся голосовать и управлять сами собой.

Иначе говоря, британским решением был бы отказ от ответственности за Мексику.

Что такое отношение значило для будущего Британской империи, было ясно изложено в открытом письме редакторов американского журнала “Лайф”, опубликованном в октябре 1942 года и обращенном к “английскому народу”: “В одном мы уверены. Мы сражаемся не за то, чтобы сохранить Британскую империю. Нам не нравится ставить вопрос прямо, но мы не хотим, чтобы у вас были какие-либо иллюзии. Если ваши стратеги задумывают войну, чтобы укрепить Британскую империю, они рано или поздно обнаружат, что разрабатывают свои стратегии в полном одиночестве”.