Николай Шпанов - Дело Ансена

- Мы вам очень благодарны за прекрасную лекцию, - сказал Кручинин.

- Проповедь больше приличествует моему сану, - скромно потупился пастор. Я буду рад, если в словах, произнесенных моими устами, вы найдете крупицу мудрости того, кто создал мир и правит им.

Пастор остановился и ласково обратился к кассиру:

- Милый Видкун, я оставляю вас на попечение этих добрых людей... Да поможет вам бог перенести великое горе, ниспосланное для испытания нашей веры. Пусть слово ропота не сорвется с ваших уст. Простите...

Пастор приподнял шляпу и завернул за угол. Отбрасываемая его фигурой длинная тень причудливым черным шлейфом извивалась за ним по неровным камням мостовой.

Язык следов

И опять друзья долго шли молча. В тишине безлюдных улиц громко отдавались стук их подкованных горных ботинок и шаркающие шаги кассира, уцепившегося теперь за локоть Грачика.

- Дорогой мой, наша профессия полна противоречий, - сказал вдруг Кручинин тем спокойным, почти равнодушным тоном, каким обычно делал замечания именно тогда, когда хотел, чтобы Грачик их хорошо запомнил. - Иногда мне кажется просто удивительным, как находятся люди, способные совместить в себе противоположные качества, необходимые человеку, посвятившему себя расследованию преступлений. Начать хотя бы с того, что каждый из них должен быть способен принимать самые быстрые решения и в то же время уметь сдержать себя, сдержать свое нетерпение, уметь ждать... Вообще, надо сказать, что умение ждать, которым, к сожалению, обладают столь немногие, необходимейшее качество в нашей работе.

- Вы имеете в виду терпение? - спросил Грачик.

- Если хочешь... И тем оно ценнее, чем больше внешних признаков говорит о его ненужности. Иногда человек сдается "объективностям" и становится жертвой страшного врага - нетерпения. Тогда уже он сам игрушка внешних сил, а не их повелитель: он - во власти обстоятельств...

- Увы, - насмешливо заметил Грачик, - непредвиденность, которая, по существу, и есть то, что вы именуете обстоятельствами, а другие "случаем", не только не всегда может быть подчинена нашей воле, но, к сожалению, не может быть и предвидена. Потому она и "непредвиденность", то есть тот самый господин случай, который нередко путает карты самым умным и сильным людям.

- Довольно, ради бога, довольно! - воскликнул Кручинин и даже замахал руками в притворном ужасе. - Это уже чистейший идеализм. Один шаг до мистики. Еще материалисты древности знали, что жизнью управляют ум и воля, а не случай. Эпикур говорил, что в жизни мудреца случай играет незначительную роль, самое же важное и самое главное в ней устроил ум и постоянно в течение всей жизни устраивает и будет устраивать. А что касается господина случая, то, по мнению философа древности, - я имею в виду того же Эпикура, - люди измыслили идол случая, чтобы пользоваться им как предлогом, прикрывающим их собственную нерассудительность. - Кручинин рассмеялся. - Прямо-таки предтеча наших любителей объективных помех. Однако, - перебил он сам себя, - почтеннейший Видкун не только довел нас до гостиницы, но, кажется, намерен оказать нам честь и напроситься в гости. А признаться, он мне порядком надоел.

- Человек потерял брата, а вы не хотите признать за ним право на вполне естественное желание быть на людях! - с укоризною заметил Грачик. - Вы же понимаете, как тяжело в таких случаях одиночество?

- По-твоему, у него есть основание бояться призрака Эдварда?

- С какой стати он стал бы его бояться?

- Значит, ты этого не думаешь?

- Конечно, нет!

- А уж я-то хотел было порадоваться тому, что у тебя есть некое решение того, что нас интересует, - с усмешкой сказал Кручинин и взялся за ручку двери "Гранд-отеля". - Так, значит, Видкун здесь ни при чем?

В вопросе Кручинина Грачику почудилась откровенная насмешка, и в ответ он только пожал плечами.

Едва друзья остались одни, Грачик увидел перед собой другого Кручинина того, который покорил его в дни первого знакомства, спокойного человека, ясного и точного в суждениях.

- Дай сюда клеенку, - сказал Кручинин так просто, как будто ни на минуту не отвлекался от того, что делал на "Анне".

Грачик бережно разостлал клеенку на подоконнике. Кручинин достал кастет, осторожно освободил его от бумаги и положил на клеенку рядом с едва заметным следом руки. Посыпал то и другое тальком. Подул. Побеленные приставшим тальком следы стали хорошо видны на клеенке. Но к хромированной поверхности кастета тальк не хотел приставать. Стоило подуть, как порошок весь слетел. Грачик вопросительно поглядел на Кручинина. Тот взял кастет и, внимательно присмотревшись, протянул его Грачику со словами: