Вадим Бурлак - Русский Париж

В год возвращения на родину поэт посвятил влиятельному покровителю свое первое опубликованное произведение — перевод аллегорического романа французского писателя Поля Тальмана «Езда в остров любви». Роман составлял первую часть книги, а вторую — стихотворения Тредиаковского, написанные по-русски и по-французски.

Зимой 1731 года «Езда в остров любви» вышла в свет. Издание финансировал князь Куракин. Имя автора тут же стало известно всей увлекающейся литературой России.

Императрица Анна Иоанновна несколько раз прослушивала это творение Тредиаковского в исполнении придворных чтецов.

Как отмечалось полтора столетия спустя в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона: «Ему доставило успех самое содержание книги, посвященное изображению чувств изящной любви и уважения к женщине, новых в то время для русских читателей».

В той же книге Тредиаковский поместил несколько стихотворений своей «работы» и предисловие, в котором впервые высказал мысль об употреблении в литературных произведениях «русского, а не славянского языка, как было до того времени».

Творческий успех, похвальный отзыв императрицы и покровительство князя Куракина все же не спасали Василия Кирилловича от нужды и невзгод. Нашлись в Москве и Петербурге недоброжелатели, обвинявшие поэта в атеизме. Подобное в первой половине XVIII века было не менее страшным, чем обвинение в государственной измене или казнокрадстве. К счастью, поэт не оказался в темнице и не испытал физических пыток.

В 1733 году Тредиаковского приняли на службу в Академию. Ему вменялось в обязанность: «вычищать язык русской пишучи как стихами, так и не стихами; давать лекции, ежели от него потребовано будет; окончить грамматику, которую он начал, и трудиться совокупно с прочими над дикционарием русским; переводить с французского на русский язык все, что ему дастся».

Научной и литературной работе Василия Кирилловича нередко мешали заказы влиятельных особ на сочинение од и торжественных речей. Как жаловались другие русские поэты XVIII века, подобные творения приходилось «насыщать самой низменной лестью».

Трудна доля сочинителя незнатного рода. Хоть и поощряли Тредиаковского и сама императрица, и ее приближенные, но унижения от них ему приходилось испытывать постоянно. Об этом сохранились записи самого Василия Кирилловича: «Имел счастие читать государыне императрице у камина. Стоя на коленях… И по окончании оного чтения удостоился получить из собственных ее императорского величества рук всемилостивейшую оплеушину».

Впрочем, данный эпизод вспоминался поэтом как радостное событие. А вот случай с кабинет-министром Аркадием Волынским описан Тредиаковским с болью: «В понедельник ввечеру пришел ко мне кадет Криницын и объявил мне, чтобы я шел немедленно.

Подпоясав шпагу и надев шубу, пошел с ним тотчас и, сев с ним на извощика, начал спрашивать его учтивым образом, куда он меня везет. На что мне ответствовал, что везет меня к его превосходительству кабинет-министру Аркадию Петровичу Волынскому, а зачем — сказать не знает. Когда мы прибыли, его превосходительство начал меня бить — пред всеми толь немилостиво по обеим щекам, что правое мое ухо оглушил и левый глаз подбил, что он изволил чинить мне в три или четыре приема. Потом, с час времени спустя, его превосходительство приказал мне спроситься, зачем я призван. Должно было мне сочинить приличные стихи к маскараду. С сим и отправился в дом мой, куда пришед, сочинил оные стихи и размышлял о моем напрасном безчестии и увечьи».

На этом издевательства кабинет-министра над поэтом не закончились. Тредиаковский решил пожаловаться на Волынского. Осмелился искать защиту у фаворита Анны Иоанновны.

С этим и отправился Василий Кириллович к всесильному герцогу Эрнсту-Иоганну Бирону. На беду Тредиаковского, в это время к фавориту императрицы приехал Аркадий Петрович Волынский.

Увидев в приемной Бирона Тредиаковского, кабинет-министр понял, зачем явился сюда поэт. Возмущению вельможи не было предела.