Вадим Бурлак - Русский Париж

Он тут же стал бить Василия Кирилловича, затем вышвырнул его из приемной и велел арестовать.

Хоть и не любил Волынского фаворит императрицы, но в расправу над поэтом не вмешался.

Спустя несколько часов кабинет-министр заглянул в арестантскую камеру, где находился, в который раз опозоренный и униженный, Тредиаковский.

Как описывал свои злоключения Василий Кириллович: «…его превосходительство прибыли и сами, велели с меня снять шпагу и всего оборвать и бить палкою по голой спине. Дано мне с 70 ударов. Потом всего меня изнемогшего отдали под караул, где я ночевал на среду, твердя наизусть стихи, хотя мне уже не до стихов было.

В четверток призван я был в дом к его превосходительству, где был взят пред него и много бранен. А потом объявил он мне, что расстаться хочет со мной еще побивши меня.

Я с великими слезами просил его превосходительство умилостивиться надо мною, всем уже изувеченным, однако не преклонил он сердца, так что тот час велел караульному капралу бить меня палкой десять раз, что и учинено. Потом отпустил меня домой с такими угрозами, что я еще ожидаю такого же печального от него несчастия…».

Об этом ли мечтал поэт в молодости, в Париже, когда готовился вернуться на родану и служить Отечеству?

«Ах, грезы Парижа, — не возвратны, как молодость…» — писал другой русский поэт в ином веке. Но, возможно, так думал и Василий Тредиаковский.

Однажды он обратился к Бирону с просьбой назначить его секретарем к русскому посланнику в Париже Антиоху Кантемиру. Герцог сообщил об этом императрице.

Анна Иоанновна возмутилась:

— Вскормили, взлелеяли безродного, а он, неблагодарный, к французам решил податься!.. До конца дней своих будет предо мной на брюхе елозить!..

«На брюхе» Тредиаковскому вроде бы не приходилось, а вот на коленях не раз ползал перед государыней. Когда поэт приносил Анне Иоанновне очередную оду, его заставляли от дверей зала до трона передвигаться на коленях.

Императрица и ее двор насмехались не только над автором, но и над его творениями. Иногда Анна Иоанновна в шутку наказывала приближенных: заставляла заучивать отрывки из творений Василия Кирилловича.

Подобную «шутку» приписывали и императрице Екатерине II. «Залегкую вину» ее придворные были обязаны прочесть страницу-другую из произведения Тредиаковского «Телемахида», — отмечали современники.

Не менее болезненными для Василия Кирилловича были насмешки собратьев по перу. Известно, что Михаил Ломоносов и Александр Сумароков относились к творениям Тредиаковского пренебрежительно. От полемики по поводу ямбов и хореев поэты переходили к неприкрытым оскорблениям.

В своей комедии Сумароков вывел Василия Кирилловича под видом бездарного пошлого Тресотинуса.

Еще дальше в развенчании коллеги пошел Ломоносов. В его эпиграмме на Тредиаковского есть и такие строки:

Василий Кириллович не остался в долгу и в ответной эпиграмме выдал Михаилу Васильевичу:

И талантам свойственна горячность и несдержанность в выражениях.

С воцарением в 1741 году Елизаветы Петровны положение Тредиаковского при дворе лишь ухудшилось. Хотя именно Елизавета пожаловала его «по докладу сената, в профессоры Академии».

Несмотря на невзгоды, Василий Кириллович не раз заявлял: «Хоть на коленях, а задуманное исполню!..».

В 1735 году вышла в свет его теоретическая работа «Новый и краткий способ сложения российских стихов», в которой он доказывает необходимость реформы старого силлабического стиха. А спустя несколько лет Тредиаковский предложил реформировать правописание на фонетической основе.

Он постоянно занимался переводами с французского и с латыни. Благодаря ему русский читатель познакомился с девятитомной «Древней историей» и шестнадцатитомной «Римской историей» Шарля Роллена. Его лекции Тредиаковский слушал в Париже.

Позднее Василий Кириллович перевел на русский язык и издал труд еще одного французского автора: «История о Римских императорах» Ж.-Б. Кревье в четырех томах. Несмотря на постоянную нужду, все эти книги Тредиаковский печатал за свой счет.