Олег Гончаренко - Русский Харбин

Говоря об исследователях азиатской культуры и этнографии народов Дальнего Востока, стоит вспомнить феноменальную фигуру бывшего драгомана Императорского российского консульства в Мукдене Геннадия Ивановича Долю, женатого на православной японке. В свободное от службы в Китае время он дважды обошел пешком Японию, собрав интереснейший материал по этнографии. В Китае Доля составил обстоятельный архив данных, собранных в дни его странствий по японской земле, систематизировал и обработал тысячи единиц документов, и в ожидании публикации их на родине встретил недоброй памяти 1917 год. Ценность сведений, собранных им, не была в должной мере отмечена Временным правительством, не имевшим ни намерений, ни интереса использовать добытый материал во благо России или хотя бы определить его на попечение Генерального штаба и Академии наук. Несколько лет этот бесценный материал, научно обработанный прекрасно образованным, владевшим в совершенстве японским и китайским языками русским дипломатом, мертвым грузом лежал в стенах консульства. Во время оккупации Китая японской разведке стало известно о наличии важных материалов, собранных Долей. К этому времени дипломата уже не было в живых, а его жена послушно передала соплеменникам все, что было в ее распоряжении. После ознакомления с бумагами представители японской разведки засекретили архив и вывезли его особым поездом из Мукдена в Японию. Разумеется, секретность была продиктована не столько информацией, содержавшей какие-то военные тайны Японии, сколько, по предположениям, эта информация представляла собой столь точный и детализированный обзор японской повседневной жизни и этнических особенностей, что могла служить превосходным пособием для иностранцев для обнаружения «слабых струн японской души». В условиях войны, подобные данные неизбежно становились нежелательными для обнародования.

Что же касается исследований в области военных дисциплин, то и там харбинские ученые оставили свои следы. Так, например, превосходные с точки зрения специалистов военные обзоры современных армий Китая и Японии оставил после себя полковник императорской армии Василий Васильевич Блонский. Его научное наследие было вывезено из коммунистического Китая вдовой и детьми, уезжавшими в США. Преподаватель Ориентального института и руководитель «Кружка востоковедения» полковник Николай Дмитриевич Глебов сделал свой вклад в науку литературного перевода своими блестящими работами, необходимыми иностранному читателю для понимания особенности китайского менталитета.

Говоря об иногда тесно смыкающейся с наукой литературной жизни Харбина, необходимо упомянуть его самого читаемого и талантливого поэта Арсения Ивановича Митропольского (Несмелова).

Известное стихотворение харбинского поэта Арсения Несмелова в четырех коротких строчках рисовало трагедию каппелевцев, нижних чинов и офицеров, одним из которых был и сам поэт. Вне всякого сомнения, Несмелов был один из самых ярких, даровитых и интересных харбинских литераторов, написавшим за свою недолгую жизнь много запоминающихся стихотворений. Автобиографичность поэтических опытов бывшего поручика 11-го гренадерского Фанагорийско-го полка, начавшего свой «путь офицера» на Великой войне с Западного фронта и окончившего его в отряде генерала Владимира Оскаровича Каппеля, стала основным свойством многих его произведений. Судьба поэта была столь насыщенной сюжетами и событиями, что они буквально просились увековечить себя на страницах рассказов. Среди прочих вех Гражданской войны, отраженных в его творчестве, Арсений Иванович Несмелов живописал и московское восстание юнкеров в ноябре 1917 года, и борьбу с большевиками в Сибири, и жизнь русского офицера в Азии после изгнания. Лично пережитые Несмеловым беспорядочное отступление в рядах развалившейся Сибирской армии Колчака и дни безнадежного блуждания в сибирских дебрях вдоль Енисея во время каппелевского Ледяного похода в конце концов нашли свое воплощение в стихотворениях и рассказах. Обосновавшись сначала во Владивостоке, Несмелов посвятил себя занятиям поэзией и журналистикой, но когда осенью 1922 года большевики ликвидировали Дальневосточную республику, волна «красного террора» докатилась наконец и до Владивостока. Над Несмеловым, как над офицером-каппелевцем, первоначально был установлен негласный контроль ОГПУ, но вскоре ему пришло официальное уведомление о запрете покидать пределы города. В повседневной практике чекистов подобная мера могла означать лишь одно — скорый арест и расстрел «именем революции» где-нибудь за городом нетемной лунной ночью.