Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Вскоре Европа читала в книге Пьера Шевалье «Война казаков против Польши»: «Остался один казак, который три часа боролся против целого польского войска. Израсходовав весь порох, он взял свою косу, которой отбивался от всех, кто хотел его схватить. Казак, пробитый четырнадцатью пулями, встречал врагов с большим упорством, что очень удивило польское войско и даже его королевское величество, в присутствии которого заканчивался этот потрясающий воображение бой. Восхищенный храбростью этого воина, король крикнул, что дарит ему жизнь. На это казак гордо ответил, что он уже не заботится о том, чтобы жить, а хочет лишь умереть, как истинный воин».

Пятьдесят тысяч конных казаков с артиллерией и пятнадцать тысяч пеших посполитых сумели вырваться из смертельного мешка под Берестечко, и ничего еще не было кончено. Разъяренные поляки говорили сквозь зубы, что «волки выскользнули из рук» и удовлетворялись тридцатью тысячами убийств, двадцатью казацкими знаменами, семью пушками, одной бочкой пороха, гетманской походной канцелярией и казной в тридцать тысяч золотых. Толком не победив, Ян Казимир привычно солгал на всю Речь Посполитую, что «под Берестечко убиты пятьдесят тысяч мятежников и казацкой проблемы больше нет».

Король приказал Потоцкому добить тех, кого нет, взять Киев и уехал в Варшаву. Шляхтичи посполитого рушения, понимая, что по дороге к Днепру погибнут в партизанской войне с теми, кого нет, заявили, что победа достигнута, закон о всеобщем ополчении соблюден, король объявил, что проблемы казаков нет, и разошлись по домам. Николай Потоцкий во главе пятидесяти тысяч жолнеров и наемников двумя дорогами двинулся на Киев, к которому с севера рвались двадцать тысяч солдат литовского войска Януша Радзивилла.

Ислам Гирей так и не отпустил Богдана Хмельницкого, о чем характерники, конечно, сообщили Богуну. Хан предложил королю обменять гетмана на всех пленных татар и деньги. Ян Казимир согласился мгновенно и сразу же послал за Хмельницким Бешеного Ярему. Иван Богун всей пятидесятитысячной казацкой конницей тут же отрезал орде дорогу в Крым, а уманский полк Иосифа Глуха в пень стер десятитысячный ханский авангард с основной добычей, отбив множество пленных.

Полковники – побратимы послали к загрустившему от явной проблемы Ислам Гирею взятого в плен его родственника-чингизида с угрозой, что если хан не отпустит Богдана, пятьдесят тысяч конных казаков вместе с партизанами-селянами атакуют расхристанную и отрезанную от дома орду без припасов и обязательно убьют монарха Крыма.

Ислам Гирей, конечно, выбрал жизнь, 3 июля у Любартова отпустил Хмельницкого и без остановок ринулся к открывшемуся, наконец, Бахчисараю. Чтобы спасти свое лицо, хан объявил, что обменял казацкого гетмана на бочку золота по его весу, которую из Чигирина привез ему Выговский, и эту неправду быстро подхватила сенатская Варшава. В сопровождении характерников Богдан рванулся в Белую Церковь и Днепру, которым угрожал двойной польско-литовский удар.

26 июня под Репками у Чернигова войско Великого княжества Литовского разгромило казацкий корпус Мартына Небабы, который погиб в бою. Радзивилл неудачно штурмовал Чернигов и повернул на Киев, взяв его через месяц без боя. По просьбе митрополита Сильвестра Косова из древнего города ушла прикрывавшая его войсковая группа полковников Ждановича и Гаркуши, закрывшая Белую Церковь от атаки с севера. Митрополит попросил великого литовского гетмана Киев не грабить, что лишь вызвало кривую радзивилловскую усмешку.

С запада на Белую Церковь быстро накатывалась польская армия вторжения Потоцкого и Вишневецкого, пленных не бравших, казнивших селян тысячами и говоривших, что «это непокорное племя надо заменить на других рабов».

От Дубно до Староконстантинова уже не было видно ни городов, ни сел, ни людей, ни животных, а только пепелища и поля в бурьяне, над которыми высоко в небе кружили одни птицы. Новая армия еще радостно дошла до Любартова, где ее ждало письмо вернувшегося в Белую Церковь гетмана: «Вы не завоюете нас никогда, знайте это!»

По всей казацкой стране опять зазвенела сталь, затрещало ломающееся оружие, загремели удары нечеловеческой злобы, вихрем сыпались искры, клинки от ударов отлетали от эфесов, брызгала и брызгала кровь и ужасающая куча грызших друг друга зубами шляхтичей и казаков, при захвате разбивавших себе головы о камни и деревья, с ревом и воем «Бей быдло!» «На погибель ляхов!» катилась по жертвенно-кровавой украинской земле. Жолнеры писали в Варшаву: «По лесам и чащам часть наших неосторожных ловят, а других стреляют из самопалов».