«Словно занавес, поднялся воздушный полог тумана и лучи солнца отразились в блестящих панцирях и оружии, а утренний ветерок заиграл желтыми значками. Был вид величественный. На пространстве, сколько можно было окинуть взором, расположились несметные ряды трех враждебных народов. Каждый из них готовился к бою за то, что было для них драгоценнее: поляки за отечество, татары за славу и добычу, казаки за независимость.
Громадное польское войско блистало нарядностью. Бросались в глаза своим богатым щегольством королевские гвардейцы с леопардовыми шкурами на плечах и гусары, одетые в железные брони с золотыми насечками и с серебряными крыльями на плечах, в шишаках со страусиными перьями на голове. Их породистые кони были покрыты богатыми чепраками и седлами, с уздечками, украшенными золотыми бляхами и драгоценными камнями. Разнообразно и пестро выглядели уланы в сетчатых панцирях и с длинными копьями при седлах, пехота в разноцветных колетах и иностранные рейтары в шляпах с высокими гребнями. Посполитое ружение различалось по воеводствам, землям и поветами и делилось на ополчения, отличавшиеся друг от друга по цвету одежды и по масти лошадей. У всех были свои знамена с различными изображениями.
Нарядность польского войска представляла противоположность с простотой казацко-татарского полчища, где масса хлопов в бедных серьмягах шла в поход с дубинами вместо оружия, а татары были одеты в холстинные чекмени и бараньи шапки.
Враждебные полчища разделяло равное поле, которому было суждено упиться кровью и устлаться трупами. Враги смотрели друг на друга безмолвно и недвижно».
Тягостное молчание перед многотысячной смертью прервал Ислам Гирей, передав Хмельницкому: «Пусть идет брать мед у этих польских пчел, у которых на этом поле так много жал».
Богдан еще раз мысленно прошел по своему фронту. Правым пятнадцатитысячным конным казацким флангом командовал Богун. В центре казацкая пехота стояла против немецких наемников с королем, и сам гетман с сорока тысячами конников просто встали на своем левом фланге, напротив тридцати тысяч кварцяных жолнеров Потоцкого. Еще левее, против корпуса Ландскоронского, находилась пятидесятитысячная орда. Сто пятьдесят тысяч казаков и татар стояли совсем близко против ста пятидесяти тысяч поляков, за которым в лагере были наготове еще столько же их военных слуг. Угрюмо и с надеждой на убийство друг на друга смотрели сотни противных орудий.
Дождавшись, пока земля подсохла после ночного дождя, по королевскому приказу двадцать хоругвей Вишневецкого в два часа дня ударили прямо в казацкий центр. За Яремой тут же двинулись немецкие наемники и даже артиллерийские батареи, а с фланга за ними пошел огромный корпус Конецпольского. Польский автор писал: «Разом грянуло несколько десятков пушек и поднялась черная туча, разрываемая огненными фонтанами. Раздался ужасный крик. Ржание коней, рев испуганных волов, вопли раненых смешались с оглушающими пушечными выстрелами, и сквозь поднявшийся дым виделись потоки крови, груды трупов в панцирях, с обнаженными саблями и ружьями в уже застывших руках, и бешеные кони, волочившие по полю своих всадников, не успевших вынуть ног из стремян и кончавших жизнь под шипами подков».
Черные тучи врагов неостановимым морским прибоем залили валы и окопы и уже рвали цепи у рядов таборных возов в невыносимом и кошмарном рукопашном бою, а вокруг гремели, орали, визжали, хрипели польский vivat и украинская «слава».
Столкновение казацкой пехоты с разогнавшейся по-настоящему тяжелой панцирной конницей было ужасающим и только своевременно предусмотренный ночью в шатре Хмельницкого удар справа в польский бок пятнадцати тысяч казаков Богуна не позволил коронной коннице до конца разорвать посполитую пехоту. На помощь гетману пришел завороженный зрелищем колоссального сражения Ислам Гирей, и татарские чамбулы Тугай-бея полетели слева направо впереди и вдоль всей линии боя, теряя сотни всадников от орудийного и ружейного огня, ведшегося почти в упор.
Двойной удар десятков тысяч опытных кавалеристов с флангов потряс войсковую группу прорыва, и бой уже кипел по всему семикилометровому фронту. Двадцать хоругвей Вишневецкого как обоюдоострым кинжалом были отрезаны от масс немецкой пехоты, орудий и шляхтичей Конецпольского. Тут же на прорвавшегося в табор Бешеного Ярему слева с резервом бросился Богдан Хмельницкий и опять противники увидели, как впереди своих полков летит этот удивительный витязь в пурпурном плаще, на белом аргамаке и с булавой в руке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу