Александр Андреев - Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Сенат напрягся и из Варшавы в Москву полетели скорые гонцы, везя лживые грамоты о том, что изменник Хмельницкий вместе с крымским ханом вот-вот атакует московский юг. В соответствии с военным договором Речи Посполитой и Московского царства Варшава настаивала на введении московских войск на Левобережную Украину, чтобы помочь полякам в борьбе с татарами и бунтовщиками.

В царстве началась частичная мобилизация, и узнавший об этом раньше сената Хмельницкий, понимая, что нельзя допустить проигрышный для него во всех смыслах конфликт с восточным православным соседом, направил к царю свое посольство с грамотами, в которых предложил Алексею Михайловичу начать совместную войну за трон Речи Посполитой: «Поляки попали в яму, которую копали для нас и теперь земля наша от них пуста, не хватает только православного христианского государя».

Предложив царю всея Руси военную помощь для утверждения его власти в Речи Посполитой, Богдан сделал чрезвычайно сильный ход в этой всеобщей восточноевропейской шахматной партии. Москва всегда платила военные долги врагам, а уж долг Польской Короны за Смуту 1605–1618 годов был огромный. Летом 1648 года Боярская дума во главе с самодержцем впервые стала обсуждать, не пора ли вернуть смутный долг доигравшимся и нарвавшимся полякам. Ни о каком вводе Московских войск на Левобережную Украину больше не было и речи, но Москва, традиционно боявшаяся грозную до Хмельницкого Варшаву, не хотела отвечать на обвинения Польши в несоблюдении союзного договора. Летним рассветным утром из Московского Кремля на Дон вылетели тайные боярские гонцы. Двойные стандарты – привычное дело в политике.

Когда Ислам Гирею доложили, что донские казаки в большом количестве атакуют Бахчисарай, крымская орда от Белой Церкви спешно откатилась на свой полуостров отбиваться от неожиданного нападения. Варшава сделала свой ход, угрозу от которого Хмельницкий отразил в главном, но не отбил атаку полностью.

В 1648–1654 годах донские казаки, часто до этого ходившие в совместные походы с запорожцами, постоянно угрожали Крыму, как только татарская орда уходила помогать союзной Украине. Остановить безопасные для донцев налеты не помогали многочисленные письма Богдана Хмельницкого царю и прямо на Дон, и Ислам Гирей, приходивший в заслуженную ярость, все время вынужденно решал, куда отправлять войска, чтобы не получить удара в спину – против Дна или за Хмельницкого.

Донцам, не всегда натравливаемым на Крымский полуостров боярским Кремлем, быстро понравилось безнаказанно грабить и разбойничать в беззащитном Крыму. То, что братская, кажется, Украина благодаря их мнимому геройству теряет тысячи лучших воинов, оказавшихся без поддержки татарской конницы, старшин донских казаков не волновало. Какие еще там православные товарищи по оружию, когда в глазах горит адский огонь алчной наживы. Ограбить женщин и стариков, а потом дружно спеть достойную воинов песню о том, как обвешанный оружием геройский сорокалетний донской атаман издевается над семнадцатилетней персидской девчонкой и топит ее под смех таких же геройских донских казаков, это – по-нашему, по казачьему. Гуляй, станичники, пропивай остатки потерянной совести!

Если бы донская проблема была у Богдана Великого единственной! За освободившийся трон Речи Посполитой боролись два брата умершего Владислава IV: Карл-Фердинанд, которого не без собственного гетманского умысла поддерживала могущественная группа польских магнатов во главе с Вишневецким и Конецпольским, и Ян-Казимир (1609–1672), действующий кардинал Рима и иезуит. Конечно, Хмельницкий собирался участвовать в выборах удобного Украине короля Польши. В письме возглавлявшему сенат и страну примасу гетман обвинил в разжигании казацкой войны Бешеного Ярему и тут же был поддержан сторонниками Яна-Казимира. Веер хмельницкого информационного удара в очередной раз элегантно накрыл Польскую Корону.

Гетман рассылал универсалы к посполитым, призывая их к поголовному восстанию, и одновременно отправлял десятки писем к сенаторам, магнатам, нобилям, уверяя их, что он встал совсем не против Польши, а только против Вишневецкого и Конецпольского с его неизменным Чаплинским. Магнатам Богдан сообщал, что бунт случился против нашей воли из-за того, что великий коренный гетман Николай Потоцкий напал на нас и наше имущество, изуродовал всю нашу землю, желая даже наше имя уничтожить, против воли короля и Речи Посполитой. Нобилям Хмельницкий заявлял, что именно летом 1648 года в Речи Посполитой сложились хорошие условия, чтобы создать могущественную конфедерацию, в которой Польская Корона, Великое княжество Литовское и Украина будут равноправными соратниками. Со шляхтой казацкий гетман продуманно срывался: «Цо, панята, бежите к Висле? Страшно? Казацкая секира уже лежит у корня вашего шляхетского дерева! Заплатите десятком за каждую умученную вами посполитую душу!» В анархии межкоролевья начались бесконечные переговоры, уточнения, отсрочки, которые так были нужны создававшему отчаянную и неприступную казацкую атаку и оборону Хмельницкому.