Борис Костин: Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого

Имел ли возможность Симеон Полоцкий лицезреть сей уникальный труд хранителей памятливости, как иногда называют летописцев? Вероятно, да. Известно, что любознательность на пустом месте не возникает. А судя по творениям монаха Симеона, он с младых лет обладал особым родом пытливости, которая не отпускала его душу до смертного часа. Книги и окружающий мир, пронизанный духом нетленной Истории, круто замешанной не только на крови, но и на созидании, сотворили личность, в которой возобладало творческое начало. Да иначе и быть не могло!

Бродя по улицам Полоцка, Самуил словно «прошагивал» события минувших лет, в которых правда чередовалась с вымыслом, а «преданья старины глубокой» давали обильную пищу уму.

Вот место, где норовистая и извилистая Полота, давшая название городу [9] Полотск, Полтеск, Полтескье — названия Полоцка, которые упоминались в Средневековье. — Примеч. авт. , сливается с величественной Двиной и откуда берет свое начало первая русская трагедия. Прислушался — и словно из поднебесья зазвучал голос гордячки Рогнеды, полоцкой княжны: «Не желаю за робича!» Робичем тем был не кто иной, как князь новгородский Владимир Святославич, впоследствии великий князь киевский и Креститель Руси.

В Полоцке, стоявшем на известном всему свету пути «из варяг в греки», где шла бойкая торговля русичей с посланцами полуденного Востока и где царило многоязычие, испокон веков быть безграмотным считалось верхом неприличия. Устроитель веры Христовой на берегу Двины князь полоцкий Изяслав, сын Владимира и Рогнеды, сущей бедой считал недостаток церковных книг, способных донести Святое Писание люду полоцкому. Однако прошел век, прежде чем слово Божие проторило дорогу к сердцам и душам полочан.

Чудо преображения сотворила хрупкая девица, в миру полоцкая княжна Предислава [10] Праправнучка князя Владимира. — Примеч. авт. , в крещении Евфросиния, с именем которой по святости и величию деяний неизменно соседствуют поименования «Полоцкая» и «преподобная».

Вот могуче зазвучали колокола Богоявленского собора, а вослед им раздались певучие голоса колоколов церкви Спаса, детища преподобной Евфросинии. Она пристально, словно изучающе, смотрела на отрока Самуила с одной из фресок церкви, будоража его мысли и взывая к раздумьям.

Так был найден достойный образец жития для подражания, так в душе отрока Самуила зародилась сокровенная мечта, отныне ставшая смыслом всей его жизни.

Первые биографы Симеона Полоцкого, вослед нашему герою, также поделили образовательные периоды, которые сформировали личность философа, просветителя, проповедника, критика, драматурга, на периоды, кратные семи годам. Первоначальный период, по такому воззрению, отрок Самуил завершил в 1643 году. Шел ему в ту пору пятнадцатый год. В те времена юноши взрослели рано, тем более когда не приходилось рассчитывать ни на родительскую опеку, ни на помощь сродственников. «Дошел своею головою…» — частенько употреблял сие высказывание будущий светило российской словесности, который, вкусив вдосталь плодов иезуитской настырности, не единожды задавался мучительным вопросом: куда направить стопы, где продолжить образование и как осуществить свою сокровенную мечту.

…Мерило человеческой жизни и событийной канвы — век. Минует сто лет, и ровесники Самуила Петровского-Ситняновича, к какому бы сословию они ни принадлежали, смогут по душе и призванию выбирать любой жизненный путь. Служение России, поднятой Петром Первым «на дыбы» на многих поприщах, в том числе и на ниве просветительства, считалось делом первостепенным, государственным.

Но тогда, в середине XVII века, Московия, в силу бесконечных распрей, смут, войн и, конечно, с потугами преодолевая последствия татаро-монгольского ига, «юношам, обдумывающим житье», ничего путного предложить не могла.

С превеликим трудом можно определить время, когда на слуху люда русского появилась поговорка: язык до Киева доведет. Однако она в точности отражала положение дел в российском образовании после «великой разрухи». Отброшенное на долгие лета в историческую Тмутаракань, оно едва теплилось в монастырских стенах, и только путь подвижничества, который избрали единицы, вел к вершинам познания.