На фоне преследования евреев в Австрии и Германии, президент Соединенных Штатов Франклин Рузвельт принял решение более активно заняться этой проблемой. Он призвал провести международную конференцию, чтобы обсудить пути ее решения, и в июле 1938 года такая конференция открылась в отеле «Рояль» во французском городе Эвиан-ле-Бен, куда съехались представители более 30 стран. Гитлер опубликовал издевательское приветствие делегатам: «Могу лишь ждать и надеяться, что ваши страны, испытывающие столь глубокое сочувствие к этим преступникам (т. е. евреям), наконец-то продемонстрируют настоящую щедрость и облекут свое сочувствие в форму практической помощи. Мы, со своей стороны, готовы отправить всех этих преступников в распоряжение ваших стран, даже если для этого придется выделить им роскошные лайнеры» ‹22›.
Случилось так, что конференция в Эвиане завершилась наихудшим образом для германских и австрийских евреев, которые рассчитывали, что остальной мир распахнет перед ними двери. Из 30 стран-участниц лишь Доминиканская Республика выразила готовность принять значительное количество беженцев. Остальные же большей частью ограничились словами сочувствия, но не предложили сколько-нибудь значительной практической помощи. Фактически подтвердились слова Хаима Вейцмана, который двумя годами ранее сказал в интервью одной британской газете: «Похоже, мир разделился на две части — страны, где евреи не могут жить, и страны, куда они не могут въехать» ‹23›.
На конференции присутствовала Голда Меир, впоследствии премьер-министр Израиля. «Сидеть в этом величественном зале и выслушивать, как делегаты из 32 стран мира один за другим поднимаются и рассказывают, как сильно им хотелось бы принять значительное количество беженцев и как им жаль, что это, к сожалению, невозможно, — это было ужасно. Думаю, тот, кому не довелось такого пережить, не сможет понять, какие чувства я испытывала в Эвиане — смесь горечи, ярости, отчаяния и ужаса. Мне хотелось встать и закричать им: „Неужели вы не понимаете, что эти „количества“ — это человеческие жизни, это люди, которым придется провести остаток жизни в концентрационных лагерях или скитаться по свету, как прокаженным, если вы их не примете?“» ‹24›
Нацистская трактовка итогов конференции в Эвиане была однозначна. «Они никому не нужны», — гласил заголовок в «Volkischer Beobachter» ‹25›. А Гитлер в дальнейшем выразил свое презрение к позиции, занятой демократическими нациями по отношению к проблеме еврейской эмиграции. На митинге в Нюрнберге 12 сентября 1938 года он поднял на смех «подход так называемых демократических стран, которые осуждают немцев за стремление избавиться от еврейского элемента», но при этом «в этих демократических странах не слышно ни слова о том, чтобы вместо лицемерных причитаний предложить добрые дела и практическую помощь. Нет, как раз наоборот — мы слышим только прагматические рассуждения о том, что в этих странах, к огромному сожалению, тоже недостаточно пространства. Увы, помощи не будет. Только нравоучения!» ‹26›
Таким образом, конференция в Эвиане практически не оказала влияния на судьбу евреев, а лишь дала новую пищу фантазиям Гитлера на тему еврейского господства, поскольку большинство стран мира — включая Соединенные Штаты Америки — расходилось с нацистской Германией по этому вопросу. Как говорит профессор Адам Туз, «Гитлер был, по-моему, глубоко убежден, что мировой еврейский заговор приобретает новый и более зловещий характер. Это началось с Эвианской конференции летом 1938 года, когда Америка стала вмешиваться в европейские дела под предлогом решения проблемы организованной эмиграции восточноевропейских евреев. А это, конечно, было спровоцировано невероятной кампанией насилия, развязанной немцами в Австрии после аншлюса. Это, в понимании Гитлера, переносит центр всемирного еврейского заговора из Москвы, которая для него ассоциируется с коммунизмом, и уже в начале 1939 года звучит однозначное утверждение, что истинным центром всемирного еврейского заговора является Вашингтон, Уолл-стрит и Голливуд. Это, конечно, коренным образом меняет его оценку стратегической картины мира, поскольку за Великобританией и Францией, как и в Первую мировую войну, в конечном итоге стоит вся мощь американского военно-промышленного комплекса» ‹27›.
Ночью 9 ноября 1938 года нацисты, что называется, спустили с поводка своих антисемитских громил, и те совершили целый ряд злодеяний против евреев, что позже стало известно как Reichskristallnacht («Хрустальная ночь» или «Ночь разбитых витрин»). За два дня до этих событий, 7 ноября, 17-летний еврей по имени Герцель Гриншпан, родившийся в Германии в семье выходцев из Польши, вошел в Германское посольство в Париже и выстрелил в секретаря посольства по имени Эрнст фом Рат. Он был доведен до этого шага тем, что произошло с его родителями, Сенделем и Ривкой. Они оказались в числе 12 000 польских евреев, живущих в Германии, которых нацисты вывезли на польскую границу и бросили там на произвол судьбы. Польские власти отказались впустить их в страну, и вот эти люди оказались брошенными, без гражданства, на границе между двумя режимами, ни один из которых не хотел иметь с ними ничего общего. Это было наглядной и яркой иллюстрацией последствий нацистских преследований, с одной стороны, и полного провала международных усилий в Эвиане — с другой. Нацисты хотели изгнать своих евреев, но они были «никому не нужны».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу