Алексей Тепляков - «Непроницаемые недра» - ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918–1929 гг.

Посмертная судьба чекистов являлась предметом особой заботы. Так, в 1920 г. был перевезён в Томск и торжественно перезахоронен убитый колыванскими повстанцами в с. Дубровинское бывший председатель Томгубчека А.В. Шишков. Чекистов, погибших при исполнении служебных обязанностей, хоронили в почётных местах, в центре города или села. В комячейке отделения ДТЧК ст. Барабинск в апреле 1921 г. было вынесено специальное решение «О похоронах труппа сотрудника Быкова», где говорилось: «Вследствие того, что… он застрелил себя сам из-за разлада семьи и принимая во внимание пережитые им жизненные неудачи — человек был с волей, но не развит у него ум — а потому не считать его как жертву борьбы, а похоронить самым обыкновенным образом» [372] "Борцы за власть Советов". Вып. 1. — Томск, 1959. С. 269–270; ГАНО. Ф. п-29. ОП.1. Д.32. Л.25 об. .

Чекистский быт был суров и внешне аскетичен, но его разнообразили алкоголь, наркотики, пьяная езда на автомобилях, кутежи в притонах, сожительство с секретными сотрудницами и прочие «удовольствия» [373] На 1927 г. по 12 сибирским округам власти насчитывали около 150 притонов проституции, которые очень сильно разнились своим уровнем: от строго конспиративных домов свиданий, обслуживавших нэпманов, известных артистов и начальство, до самых дешёвых, для криминальных обитателей городского дна. Исаев В.И. "Молодёжь Сибири в трансформирующемся обществе: условия и механизмы социализации (1920-1930-е гг.)". — Новосибирск, 2003. С.76. Правда, эта цифра выглядит очень заниженной, ибо власти одного Татарского района в июне 1926 г. насчитывали 77 притонов, основная часть которых располагалась в 9-тысячном Татарске. ГАНО. Ф. п-82. Оп.1. Д.28. Л.95. Д.114. Л.84. .

Показательна чистка, проведённая в 1925–1926 гг. в Томском окротделе, где новый начальник С.Л. Гильман за несколько месяцев уволил за пьянство до десятка чекистов, а обслуживавшего Анжерские угольные копи особиста П.В. Левихина выгнал за присвоение денег, предназначенных для агентуры. Затем за организованное посещение притонов под видом оперативной работы и вооружённое сопротивление милиции было в партийном порядке наказано около десятка работников, хотя было известно, что притон организовали и посещали целых 17 сотрудников ОГПУ, которые одного из коллег, сообщившего о массовом разврате, скомпрометировали и загнали в Нарым. Как отмечал заведующий агитпропом окружкома партии А.А. Цехер по поводу вскрытого «гнойника», о котором начальник окротдела не поставил в известность окружной комитет ВКП(б), чекисты «имеют слабость следить один за другим и в то же время скрывать, что делается в их аппарате».

В другом подобном случае чекистов очевидным образом «прикрыли». Во время расследования в 1926 г. фактов повального разложения руководства Барабинского округа выяснилось, что пьянствовали, дебоширили и посещали притоны также начальник окротдела ОГПУ М.А. Атенков и один из уполномоченных В.П. Журавлев. Однако если советское и милицейское начальство округа пошло под суд, то Атенков с Журавлёвым отделались партийными взысканиями и понижением в должности [374] Исаев В.И., Угроватов А.П. "Правоохранительные органы Сибири…" С. 150–151; ЦДНИТО. Ф.3791. Оп.1. Д.4. Л.139–140; ГАНО. Ф. п-6. Оп.1. Д.273. Л.10,27,31,119. Д.403. Л.4; Тепляков А.Г. "Татарск: особенности национальных развлечений в довоенный период" //Слово Сибири (Новосибирск). 1997, № 5, 26 авг. С.6. .

Вот красноречивые фрагменты выступления Заковского на заседании ячейки ВКП(б) полпредства ОГПУ 1 июля 1926 г., посвященном борьбе с пьянством:

«Пьянство вошло в обычное явление, пьянствуют с проститутками, разъезжают на автомобилях даже члены бюро ячейки. (…) О пьянках нашего аппарата известно в Москве. Мне товарищ Ягода говорит: "У вас пьяный аппарат", — и отрицать не приходится. В аппарате есть не спайка, а спойка и самая настоящая. (…) Некоторые пьют, пользуются у частника широким кредитом, им дают вместо одной бутылки — три. Это считают нормальным, а сообщить об этом считают преступлением. [Непьющего] товарища начинают избегать. (…) Взяли это Юдина, члена партии с 1905 года, на исправление от пьянки и посадили в ЭКО, а когда он там увидел, что там творится, то последний костюм с себя пропил и ко мне его привели оборвышем и с луковкой во рту; ест он эту луковку и говорит: "Хотя я пью, а садить меня не смей [в подвал под арест — А.Т. ]" (…) Пить можно, но только в своём узком кругу чекистов и не в общественном месте. С исключением т. Верхозина [начальник ЭКО — А.Т. ] поторопились, вопрос не обдумали. Его можно бы исправить».