Инна Соболева - Утраченный Петербург

Пушкин, несомненно, знал эту историю. Помните?

Они обвенчались в 1818 году. Конечно, у Покрова. Муж окружил Екатерину заботой и непривычной для нее роскошью, купил ей особняк неподалеку от родительского дома (№ 167 по набережной Фонтанки). Родители, напомню, жили в доме № 199, Пушкины — в доме № 185. Совсем рядом — все на глазах. Слухи о том, что Стройновский приревновал жену к государю (тот танцевал с ней контрданс на первом балу, куда ее вывез супруг, и, как показалось графу, уделял ей неприлично много внимания) дали повод для злорадства дамам, которые отчаянно завидовали молодой графине. Впрочем, завидовали напрасно. Довольно скоро с ее мужем случилась пренеприятная история (его обвинили в злоупотреблениях по службе). Стройновским пришлось покинуть Петербург и обосноваться в деревне Налючи, новгородском имении графа. Вскоре Екатерина Александровна стала вдовой. Безутешной ее назвать трудно, но многочисленным женихам (как один состоятельным и знатным), которые к ней сватались, она упорно отказывала. Пока не случилась странная история…

В тихие сонные Налючи на полном скаку ворвалась шестерка лошадей. Подкатила к барскому дому. Из повозки выскочил бравый полковник и потребовал, чтобы о нем доложили графине. Хозяйка приняла его. Он представился и сообщил, что приехал по поручению своего командира, который просит руки графини. Она долго и строго смотрела на свата, потом тихо, с ласковой улыбкой сказала: «Я готова стать женой. Но не генерала, за которого вы меня сватаете, а вашей». Через несколько дней (!) они поженились. Александр Иванович Герцен был неплохо знаком со вторым мужем Екатерины Александровны уже в то время, когда тот стал сенатором, генерал-лейтенантом, новгородским военным и гражданским губернатором. По его мнению, Елпидифор Антиохович Зуров был просто служака, небольшого роста, незавидной внешности, но храбр и добр душою. По общему мнению, был он безусловно порядочен, кристально честен, строг в исполнении законов. Согласитесь, для генерал-губернатора достоинства сколь необходимые, столь и нечастые. А еще все сходились во мнении, что жену свою генерал обожает.

Могу к этому добавить, что жизнь младшей сестры Екатерины Александровны сложилась и вовсе печально. Именно она известна под именем Веры Молчальницы, той, что, пройдя тюрьму и приют для душевнобольных, закончила жизнь в Сырковом монастыре, причем последние двадцать три года жила в полном молчании; той, о которой ходили легенды, будто это императрица Елизавета Алексеевна, будто она не умерла, а вслед за мужем, императором Александром Павловичем, удалилась от света, пошла скитаться по русской земле. Но если в уход Александра многие до сих пор верят, то легенда об уходе Елизаветы совершенно несостоятельна. К тому же то, что Вера Молчальница и Вера Александровна Буткевич — одно лицо, убедительно доказано.

Кстати, Вера, как и Екатерина, все детство и юность молилась у Покрова, и духовником ее тоже был настоятель Покровской церкви Борис Васильевич Албенский.

А церковь… Ни для кого не было тайной, что строил ее Старов, один из великих русских зодчих; что ходил в нее Пушкин, как известно — наше все (этого не отрицала и советская власть); но и это не уберегло ее от уничтожения. Двадцать первое августа 1932 года, без малого через сто двадцать лет после освящения, храм Покрова закрыли. Еще через два года — снесли.

А еще через шестьдесят шесть лет, 20 мая 2000 года, на месте, где она стояла, установили памятную гранитную стелу. Венчает ее бронзовый крест. Под ним — икона. Под иконой — слова молитвы: «Пресвятая Богородице, небеси и земли Царице, града и страны нашей веемощная Заступнице, осени нас вседержавным Покровом Твоим, воздвигни из глубины греховныя, просвети ко зрению спасения, избави от междуусобныя брани, утверди Отечество наше в мире и благоденствии».

А с тыльной стороны — такие знакомые слова Пушкина:

В годы жизни в Коломне Пушкин бывал во многих домах, о которых есть что рассказать. Дома Муравьевых, Лавалей, Олениных, квартиры братьев Тургеневых, Шаховского, Федора Глинки, Дельвига, Карамзиной, Виельгорского дожили (хотя и в разном состоянии) до наших дней. Но именно это и не дает мне права о них писать: содержание книги ограничено печальным словом «утраченный».