Инна Соболева - Утраченный Петербург

Именно эти чувства и привели Каподистрию на русскую службу. По поручению канцлера Николая Петровича Румянцева молодой дипломат выполнял ответственные поручения, касающиеся, в основном, восточной политики, потом был направлен в Вену, где в то время решались вопросы войны и мира в Европе. В годы войны с Наполеоном Каподистрия разделял с русскими солдатами все опасности походной жизни. Александр I убедился: новый сотрудник скромен и трудолюбив. А как талантлив! Рядом с ним другие дипломаты — невыразительны и бесцветны. Этому можно доверить самое сложное дело. И доверял. Когда в конце 1813 года войска союзной коалиции приблизились к границам Франции, было необходимо обеспечить нейтралитет или содействие Швейцарии. Император вызывает Каподистрию: «Вы любите республики. Я также их люблю. Теперь надобно спасти одну республику». И Каподистрия нелегально отправляется через швейцарскую границу. Результаты этой тайной миссии впечатляют: для России Каподистрия обеспечил нейтралитет Швейцарии, а значит — возможность сосредоточить все силы только на борьбе с Наполеоном без опасения получить удар в спину; для Швейцарии сделал, пожалуй, еще больше: помог сохранить единство вопреки решению Австрии это единство разрушить — разделить страну на самостоятельные кантоны. Ну, а для себя… получил врага, могущественного и коварного, министра иностранных дел Австрийской империи Клеменса Венцеля Лотара Меттерниха.

Зато заслужил безграничное доверие подозрительного, не доверявшего до конца никому, кроме Аракчеева, императора. В ответ — преданность Каподистрии, но без малейшего подобострастия и искательства, столь принятых среди царедворцев.

Когда государь взял его с собой на Венский конгресс, где делегация России была и без того весьма представительной, Каподистрия так объяснял решение монарха: «Государь желает иметь меня при своей особе. Зачем? Затем, чтобы пользоваться мною как орудием в деле великих реформ в своей империи».

На международном конгрессе Александру пришлось использовать своего дипломата как орудие в борьбе против иноземных недоброжелателей. Александр считал, что при том поклонении, которым встречала его, вождя союзной коалиции, освобожденная Европа, ему легко удастся «порешить все со своими союзниками в интересах России, чтобы вознаградить ее за великие жертвы». Каподистрия постоянно предостерегал российского императора от опасных заблуждений, сомневался: так ли оно искренне, это поклонение? Был уверен: у России и ее государя есть, по меньшей мере, два очень опасных врага. И наблюдал за каждым их шагом.

А они не бездействовали. Меттерних вел себя нагло и дерзко. Настолько, что Александр готов был вызвать его на дуэль. Злой гений Франции, Шарль Морис де Талейран, человек, который за свою жизнь предал всех, кого только мог (в том числе и Наполеона), был до приторности любезен, обещал Александру Павловичу дружбу и преданность до гробовой доски. Но он ведь жил по собственному принципу: «Обещание хорошо тем, что от него всегда можно отказаться». Так вот, два этих смертельно опасных интригана во время затянувшегося конгресса (он длился почти девять месяцев) успели за спиной у русских составить наступательный союз из пяти стран, подготовить планы и даже назначить срок выступления полумиллионной союзной армии против России. Каподистрии предстояло убедить государя в наличии заговора. Но… планы заговорщиков сорвал Наполеон.

На конгресс пришла страшная (во всяком случае, для его участников) весть: Наполеон бежал с острова Эльба и ведет свои войска на Париж. Талейран и Меттерних бросились к русским — только те могли спасти от мести Бонапарта. И спасли… «Сто дней» Наполеона закончились разгромом при Ватерлоо. В Париже был подписан заключительный акт о создании Священного Союза, в котором, среди прочего, говорилось, что все христианские государи «…во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь». Под «всяким случаем» подразумевалось прежде всего неповиновение подданных. Через семь лет именно этот пункт договора станет причиной разлада между российским монархом и его статс-секретарем.

А пока «Каподистрия был доверенным советником и, можно сказать, другом императора». Александр ценил независимость графа, его незаурядный ум, совершенное бескорыстие, блестящую образованность, деликатность и, что не менее важно, редкую при дворе искренность. Ценил эти качества не только император. Уже в первые годы жизни в России Каподистрия сделался другом Карамзина, Дмитриева, Жуковского, Тургенева. Его единогласно избрали почетным членом «Арзамаса». Редкие появления графа на заседаниях общества (работа отнимала все его время) были для арзамасцев праздником. Единственное, на что у него всегда находилось время, — помощь тем, кто в нем нуждался. Только Каподистрия, направив Константина Николаевича Батюшкова на службу в русскую миссию в Неаполе, сумел отдалить печальный конец замечательного поэта.