Инна Соболева - Утраченный Петербург

Но общее имя — еще не значит общая судьба. В истории города Невский — главный герой, Старо-Невский — вполне второстепенный. И дело не только в том, что Невский весь, целиком (местами даже далекий от безупречности, хотя в большей своей части совершенный) — архитектурный шедевр.

Александро-Невская лавра

На Старо-Невском — ни одного архитектурного шедевра. Это не делает его менее респектабельным, и все же он достаточно зауряден. Дело в другом: именно на Невском проспекте все (за редким исключением) великие люди России — писатели, художники, музыканты, политики, ученые — жили подолгу или останавливались проездом, работали или навещали друзей. И не оставляет чувство, будто каждый из них оставил здесь свой след, свое легкое дыхание. Такую концентрацию таланта, ума, творческой энергии вряд ли можно найти где-нибудь еще, по крайней мере, в России.

Аура гениальности до сих пор витает над Невским проспектом. Трагических утрат архитектурных шедевров на главном проспекте города на удивление немного. О двух я уже рассказала, о третьей, Знаменской церкви, речь впереди. Перестройки, снос одних и сооружение других домов Невский не миновали. Но были они вызваны просто течением времени, а не жаждой разрушения и самоутверждения. На Невском другие утраты.

Невская першпектива

Дом Чичерина

Вот дом на углу Большой Морской, известный как дом Чичерина(в советское время здесь был кинотеатр «Баррикада»). Генерал-полицмейстер Петербурга Чичерин получил этот завидный участок от Екатерины II после того, как разобрали Зимний дворец Елизаветы Петровны. Императрица так щедро одарила не блиставшего талантами Николая Ивановича за то, что в свое время тот всячески поддерживал Григория и Федора Орловых, служивших в роте Измайловского полка, которой командовал его родной брат Денис Иванович Чичерин (он тоже не был обойден благодарностью — стал губернатором Сибири). Назначить-то Екатерина Чичерина на высокий пост назначила, но бездарного руководства полицией, особенно в дни страшного сентябрьского наводнения 1777 года, даже из благодарности терпеть не пожелала. Правда, уволенный полицмейстер успел построить себе великолепный дом. Сам он занимал парадные покои на третьем этаже, квартиры второго сдавал внаем, а первый этаж — в аренду.

Имя и дела полицейского начальника вполне заслуженно забыты, а дом сохранился и продолжает украшать Невский проспект. Но это только кажется.

После того как дом снова, почти век спустя, оказался частной собственностью, новый владелец, сохранив (и на том спасибо!) фасад, перестроил все внутри. И исчезло то, что создавало атмосферу совершенно особую, будоражило память и воображение. Дело в том, что именно в этом доме располагался поначалу знаменитый Английский клуб, один из центров общественной и политической жизни столицы (потом он неоднократно менял адреса, арендовал помещения на Малой Морской, 17, на набережной Мойки, 54, 58, 64, пока не обзавелся собственным домом на Дворцовой набережной, 16). Открыт Английский клуб был по личному соизволению императрицы Екатерины (интересно бы узнать, как она относилась к тому, что женщин в это элитное «собрание приятных собеседников» не допускали?). Стать членом клуба считалось особой честью. Принимали только по рекомендации и после тайного голосования. Тот, кому отказали, в глазах света был навсегда опозорен. Так случилось, к примеру, с Булгариным.

А вот Пушкина приняли единогласно.

То, что в доме № 15 бывали члены Английского клуба Багратион, Ермолов, Милорадович, Горчаков, Сперанский, Чаадаев, Баратынский, Жуковский, Карамзин, Крылов, тоже интересно. И будет интересно всегда. Вряд ли можно упрекать нового владельца дома в том, что уничтожил память о них. Такое ему вряд ли по силам. Более того, не уверена, что ему хоть что-то говорят все эти имена. Но дело в том, что старые стены помнили. Или это всего лишь романтическая иллюзия? А память способны хранить только люди? В сердцах. Но все же, все же, все же.

Все же уверена — стены помнят. Очень давно, студенткой первого или второго курса, в середине дня я оказалась в Эрмитаже (регулярно сбегала туда с неинтересных лекций, как когда-то из школы сбегала в кино). Знала Эрмитаж еще не слишком хорошо и вместо того, чтобы решительно, как уже успела привыкнуть, пройти к своему обожаемому Тициану, оказалась в комнате ослепительной красоты. Гранатово-красное прихотливо контрастировало и одновременно неразделимо сочеталось с белым и золотым, сверкало, переливалось, отражаясь в зеркалах, — создавало атмосферу вечного праздника, торжества. Но почему-то вдруг стало тяжело на душе. Я прошла в соседнюю комнату. Там покрытые нежным изысканным резным орнаментом стены ослепляли золотым сиянием. Золотая гостиная. А та, первая комната — будуар. Покои императрицы Марии Александровны, жены Александра II. Находиться там было невыносимо. Казалось, сами стены источают боль. Потом, когда я узнала, какие страдания выпали на долю этой женщины, с каким достоинством она переживала трагедию, способную свести с ума, я поняла: стены действительно способны хранить энергию сильных страстей. Если бы, оказавшись там впервые, знала о судьбе хозяйки этих дивных комнат, можно было бы объяснить мое состояние игрой воображения. Но ведь не знала. Ведь этот поток тоски и отчаяния был сначала. И только потом — знание. Посетители и жильцы дома № 15 по Невскому тоже страдали и радовались, отчаивались и надеялись, ссорились и доказывали способность к дружбе и самопожертвованию — жили. Энергию их чувств, их поступков, их помыслов, верю, хранили разрушенные по прихоти нового владельца стены. Все-таки это не иллюзия. Не этим ли объясняется магия воздействия мемориальных музеев? Ее-то уж наверняка испытал каждый. Про себя я давно уже называю дом Чичерина домом с привидениями.