Инна Соболева - Утраченный Петербург

Кто мог представить, что в самом начале 1918 года расстреляют настоятеля церкви отца Бориса Клеандрова, а так искренне любимого народом митрополита Вениамина назовут врагом народа и именем того же народа, именем его пролетарской диктатуры. Что же до церкви. Вскоре после революции она была превращена в «Клуб Ильича» завода «Красный Путиловец». Тогда же была сломана четырехъярусная шатровая колокольня, а здание перестроено в конструктивистском духе двадцатых годов. Правда, это была единственная церковь в столице, которую прихожане (не единицы — самые отважные, а сотни) защищали от «борцов с религиозным дурманом». Но победили, разумеется, те, на чьей стороне была власть. Среди защитников Путиловской церкви были убитые, раненые, многих посадили в тюрьмы, сослали.

После войны храм был перестроен в стиле «сталинского ампира», в нем разместилось текстильно-галантерейное объединение.

Теперь в официальных документах пишут: «Церковь сохранилась в перестроенном виде и сейчас возвращена верующим». Так, по праву, можно сказать, к примеру, о храме Иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость», где многие годы обитало городское отделение Общества охраны памятников. Оно было не узурпатором, не оккупантом (не по своей воле ведь заняло помещение церкви), а бережным и почтительным хранителем. И вернуло храм верующим в состоянии идеальном. А Путиловская церковь. Разве надругательство над храмом (многолетнее!) — не то же разрушение? Оно не может пройти бесследно.

Классе в девятом, когда задали сочинение на тему «Мой любимый герой», я так хотела написать о митрополите Вениамине… Хорошо, что поделилась со взрослыми, — меня немедленно привели в чувство. Но мысль рассказать другим об этом замечательном человеке не покидала. В конце восьмидесятых годов появилась возможность это сделать — наступил очень короткий период, когда уже не было цензуры, но государство еще финансировало неигровое кино (даже такое, которое было откровенно антисоветским).

Начав работать над сценарием, я пошла к человеку, который был (пусть и через несколько поколений) преемником владыки Вениамина на посту ректора духовных школ, к отцу Владимиру Сорокину (сейчас он — настоятель Князь-Владимирского собора). Он не просто занимал тот же пост, что когда-то владыка Вениамин. Высочайшая культура, энциклопедические знания и вместе с тем простота, доступность и постоянная готовность помочь любому, кто в этом нуждается, делали его настоящим преемником покойного митрополита. В первый раз я обращалась к нему, когда работала над фильмом о Соловках «Где выход из лабиринта?». Мне очень хотелось тогда, чтобы зрители услышали свидетельство священника, пережившего ужас Соловецкого концлагеря. Владыки Симеона уже давно не было на свете. Осталось только его стихотворение… К кому бы я ни обращалась, ответ был один: в живых никого уже нет. Но воистину «ищущий да обрящет». Отец Владимир нашел бывшего узника Соловков. Отец Иосиф (он провел в заключении в общей сложности четверть века) служил в глухой новгородской деревне Внуто. От железной дороги пятнадцать километров. Осенью и весной они непреодолимы. Зато зимой, несмотря на мороз, на снежные заносы в Рождество, в Крещение, в Сретение в маленькой церкви отца Иосифа едва хватало места тем, кто прошел многие километры, чтобы найти понимание и утешение. Встреча с этим удивительным человеком многое изменила если не в жизни (внешней) всей нашей съемочной группы, то в отношении к миру, в понимании долга. Тогда же я не в теории, а в реальности узнала, что такое благотворительность. Истинная, а не та, что напоказ. Оказалось, отец Владимир и его сын Александр (тогда он был студентом Духовной академии, сейчас — один из самых уважаемых богословов) регулярно возят во Внуто продукты и все жизненно необходимое. Было это в самые трудные (помня о блокаде, не смею сказать — самые голодные) годы. А уж отец Иосиф делился этими дарами с соседями, троими инвалидами, единственными в те времена обитателями покинутой деревни. В Ленинграде об этом не знал никто… Мы сняли фильм об отце Иосифе. Фильм-покаяние. Назвали «И прости нам долги наши.». Так вот, я снова попросила помощи у отца Владимира. И он снова помог. Во-первых, многое рассказал; во-вторых, позволил посмотреть архив Академии. Вот в архиве-то я и нашла рисунок. Сделан он был не слишком уверенной рукой, но было в нем что-то, что выше мастерства: к престолу Господа поднимаются четыре закутанные в покрывала фигуры — души. И надпись: 12 августа 12 часов ночи 1922 год… Заключенный Николай Чуков, в недавнем прошлом настоятель Казанского собора, в далеком будущем, после долгих лет тюрем и лагерей — митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий, увидел это во сне.