Малколм Барбер - Процесс тамплиеров

В городе, где по тюрьмам сидело несколько сотен тамплиеров, папской комиссии понадобилось полторы недели, чтобы каким-то образом вытащить на свое заседание хоть кого-то из свидетелей, несмотря на то что указ был разослан три месяца назад, а сама комиссия официально существовала уже целый год! Вывод ясен. Слуги Филиппа не спускали с тамплиеров глаз, и французское правительство совершенно не склонно было разрешать им выступать перед папской комиссией. Возможно, Филиппа беспокоило то, что, несмотря на удовлетворявший его состав комиссии, действия этого органа могли стать более непредсказуемыми, чем епископальные расследования, ибо комиссия имела вполне четкое предназначение и еще в декабре 1307 г. некоторые тамплиеры отказались от первоначальных признаний перед аналогичной папской комиссией, хотя и тогда входившие в нее священники были тесно связаны с французской монархией.

Но стоило комиссии начать судебные слушания, — как все страхи, какие только мог питать король Филипп относительно желания тамплиеров защищаться во что было ни стало, быстро развеялись. Вскоре стало ясно, что епископ Парижский лукавил, ибо большая часть тамплиеров и понятия не имела, что им зачем-то нужно являться в суд. Слушания начались с того, что

некий человек в мирской одежде, представ перед комиссией, заявил о намерении кое-что сообщить относительно упомянутого ордена. Когда его спросили, каковы его имя, сословие и причина, побудившая дать показания в суде, он ответил, что зовут его Жан де Мело, он из Безансона, и в доказательство показал некую печать, якобы его собственную, где было не очень четко выгравировано указанное выше имя. Далее он сообщил, что 10 лет носил плащ тамплиера, но потом орден покинул, однако никогда — в чем клянется спасением души своей и святой верой — не видел, не слышал и не знал ничего дурного об упомянутом ордене.

Он также добавил, что явился в суд для того, «чтобы признаться — и скрепить свои показания собственной печатью — во всем, в чем господа из комиссии пожелают». Дальнейшие события показали, что защищать орден он, в общем-то, не собирался, но всего лишь хотел узнать, как намерены поступить с тамплиерами, и спросить членов комиссии, не могут ли они как-либо о нем позаботиться, «ибо сам он нищий». Должно быть, этот Жан де Мело в качестве первого свидетеля произвел удручающее впечатление. «Увидев его, члены комиссии — по внешности, поведению и речи — решили, что это очень простой человек, даже довольно глупый или же, возможно, несколько не в своем уме, и не стали более с ним разбираться, но убедили его отправиться к епископу Парижскому, которому и надлежало заниматься судьбой таких вот беглых тамплиеров»1.

Затем Воэ и Жанвиль привели еще шестерых тамплиеров, первым был рыцарь по имени Жерар де Ко, который вел себя более пристойно, однако патетики в его речах было не меньше. Он явился в суд, «потому что внял заверениям епископа Парижа и словам упомянутого эдикта (об учреждении комиссии), что поступит правильно, если предстанет перед комиссией, желающей узнать правду об ордене тамплиеров». Члены комиссии объяснили ему, что приходить было незачем, если он не намерен защищать орден как таковой, ибо они не ведут следствия по делу каждого отдельного тамплиера. «Однако же, когда его спросили, хочет ли он защищать упомянутый орден, он после весьма многословной тирады ответил наконец, что был в ордене простым рыцарем, даже безлошадным, и не имел ни собственного оружия, ни земли, так что, наверное, не мог бы защитить орден, да он и не знал, как это сделать». Остальные пятеро отвечали примерно в том же духе: они не в состоянии защищать орден, поскольку они «из простых» (simplices)2.

Следующим свидетелем был человек поистине замечательный: к вечеру того же дня перед комиссией предстал Гуго де Пейро. Если кто-либо и мог обеспечить ордену достойную защиту, то именно он или Жак де Моле, который давал показания на следующей неделе в среду 26 ноября. Это было высшее руководство ордена, и многие тамплиеры более низкого звания, хотя, возможно, и более мужественные, показывали позднее, что ожидали защиты ордена прежде всего от этих двоих. Однако снова Филиппу Красивому беспокоиться было незачем: Пейро не пытался защитить орден; что же касается великого магистра, то он был болен, измучен пытками и запуган, так что удалось ему только одно — выставить себя на посмешище. Оба надеялись, что их дела будут рассмотрены лично папой, как он и обещал, и очень боялись потерять этот последний свой шанс, что очень четко прослеживается в показаниях Пейро. Он заявил, что, как он понял из слов епископа Парижского, комиссия готова выслушать любого, кто пожелает предстать перед ней «от имени высшей власти ордена», потому он и явился в суд; а также ему хотелось, чтобы члены комиссии передали его просьбу, «при всем уважении к святейшему папе и королю французскому» , чтобы собственность тамплиеров не растрачивалась впустую, но была направлена в помощь Святой Земле. Он также сказал, что ранее неоднократно сам обсуждал с папой положение дел в ордене, а также беседовал с тремя кардиналами, присланными папой допросить его и других тамплиеров, и что «после встречи с кардиналами вполне готов был давать показания перед святейшим папой», однако перед комиссией давать их не будет3.