Даниель Нони - Калигула

Самая лучшая из его постановок состоялась не в Риме, а в Неаполитанском заливе, где в 39 году был сооружен мост между Байями и путеоланским молом длиной почти в три тысячи шестьсот шагов. Для этого собрали грузовые суда, поставили на якорь в два ряда, насыпали на них землю и выровняли по образцу Аппиевой дороги. В течение двух дней Гай наслаждался на этой импровизированной сцене: в первый день он разъезжал на богато убранной лошади, в дубовом венке, с маленьким щитом и мечом в руках, в златотканном плаще; на второй — в одежде возницы, на колеснице, запряженной парой лучших скакунов; перед ним ехал мальчик Дарий из парфянских заложников, за ним — отряд преторианцев и свита друзей. Подражал ли он Ксерксу, который перегородил Геллеспонт? Или Александру, покорителю Дария? А может быть, Гай хотел перехитрить предсказание, привлекшее общий интерес накануне его восшествия на престол, когда астролог Фрасилл заявил, что Гай скорей на конях проскачет через Байский залив, чем будет императором (Светоний, Калигула, 19)!

Конечно, он хотел выглядеть сверхчеловеком, преодолевающим все препятствия, но это сопровождалось комедиантством, шокирующим серьезных римлян. И легко понять, почему ему приписывали, что по ночам, когда светила полная луна, он приглашал ее к себе в объятия и на ложе, а днем иногда разговаривал наедине с Юпитером. Его строительные планы также истолковывались тенденциозно: если он хотел построить мост между Капитолием и Палатином, то лишь для того, чтобы быть ближе к Юпитеру, а когда он продлил Палатинский дворец, в котором проживал, до храма Кастора и Поллукса, то говорили, что он превратил этот храм в прихожую, сам же пожелал быть как можно ближе к Диоскурам. Свидетельствовали также, что он распорядился привезти из Греции статую Зевса Олимпийского работы знаменитого Фидия, чтобы снять с нее голову и заменить своей.

Конечно, сдержанность не относилась к числу добродетелей Калигулы, и когда в 39 году его политика стала вызывать недовольство, что сопровождалось злословием и откровенной клеветой, это вызывало, соответственно, его ответную реакцию.

Поведение молодого человека подвергалось критике, и действительно, он был далек от того, чтобы вести себя как принцепс. В первый год, вероятно, следуя хорошим советам, он проявил себя как умелый и милосердный правитель: были реабилитированы политические осужденные, освобождены заключенные, уничтожены компрометирующие судебные архивы, снижен непопулярный налог, реализованы завещания Ливии и Тиберия. При этом, как обычно, шли празднества и проводились игры.

В этих условиях общественное мнение спокойно приняло самоубийства, на которые были спровоцированы юный Гемелл и старик Силан. Объясняя их, говорили, что империю нельзя поделить на части, и что то было не убийство, а законная защита со стороны принцепса. Само провидение хотело смерти Гемелла, потому что его сторонники угрожали стабильности государства. Что же касается Силана, то рассуждали так: «Смешно считать, что тесть имеет столько же власти над зятем, как отец над сыном. Этот глупец, который уже и тестем-то не был, нескромно вмешивался в то, что его совершенно не касалось, не понимая, что после смерти своей дочери он уже ни на что не может претендовать. Принцепс и он стали отныне чужими, и Силан не пользовался вниманием Калигулы» (Филон, Legatio, 68-72).

Во второй год правления принцепс проявил гораздо меньше щедрости. Был отменен налог на продажи, а в середине сентября, когда пожар опустошил римские кварталы, принцепс сам руководил пожарными командами, а гвардейцы-преторианцы помогали в тушении пожара. Самоубийство Макрона и его жены было встречено спокойно. Говорили так: «Префект был слишком чванливым. Он претендовал на роль ближайшего советника, а ситуацию не понимал. Он что, хотел передвинуть Гая на второе место, чтобы самому стать правителем?» (Филон, Legatio, 69).

В 39 году, на третий год правления, в казне императора денег стало меньше, однако Калигула продолжал свою политику зрелищ. С одной стороны, он понуждал магистратов и сенаторов к щедрости в театральных представлениях, бегах, гладиаторских боях, с другой — публика стала считать, что качество этих зрелищ заметно понизилось.

Первое противодействие началось, видимо, среди сенаторов, которые договорились в целях уменьшения расходов на выборы не выставлять кандидатов в магистратуры. Они, как и всадники, были также недовольны тем, что Калигула предпочитает спектакли и зрелища делам управления. Недавно еще Макрон, опекая принцепса, контролировал его поведение на зрелищах, стараясь, чтобы тот не проявлял излишних эмоций, а вел себя в соответствии со своим званием. Филон свидетельствует, что сенаторы говорили принцепсу: «Нельзя, чтобы ты вел себя, как все присутствующие здесь зрители. Благодаря своему положению, ты должен стоять выше всех этих людей и вести себя соответственно.