Артем Драбкин - Фронтовые разведчики. «Я ходил за линию фронта»

— Какие были суеверия?

— Водку я не пил, но стал курить. Нам давали папиросы, махорку. Все курят, и я тоже. Перед заданием покурю, слюной загашу папироску, спрячу. Приду, найду чинарик, докурю. Я об этом никому не говорил, но всегда так делал. Один раз пришел, а моего чинарика нет! Я не спал, несколько дней не мог места себе найти. Думал, что убьют. Но обошлось. У каждого что-то было. Мишка Окроченко, москвич, оставлял что-то вкусное — конфету, сахар. Каждый хочет жить, каждый хочет вернуться.

— Можно было отказаться от выхода?

— Допустим, ночью что-то приснилось. Утром можно было подойти к лейтенанту, рассказать: «Мне сегодня приснился плохой сон». — «Сегодня ты не пойдешь». Командир взвода был хороший психолог. Даже если человек к нему не подходил, но он замечал, что у него настроение не то, психует, то он отстранял такого бойца от выполнения задания. Никогда таких не посылал. Зачем? Пойдет в следующий раз. Если ты приболел, то тоже не брали.

— Бывало, что человек ломался? Сначала идет все хорошо, а потом начинает бояться.

— Это сразу замечали и выводили на второстепенные роли. Не давали ходить за «языком». Держали на нейтральной полосе. Через некоторое время он приходил в норму и возвращался к выполнению серьезных заданий.

— Где располагались разведвзвод, разведрота?

— Разведрота обычно стояла рядом со штабом дивизии. Взвод полковой разведки размещался в полукилометре от переднего края. Обычно в избах. Редко мы жили в землянках. У нас была своя кухня. Кормили нас хорошо, так же как и дивизионную разведку. Правда, под Невелем нас окружили. Вот там мы были вынуждены копать землянку. Вообще, в Белоруссии нам, разведчикам, хорошо воевать… Кругом болота, сплошной линии обороны нет. Пройти в тыл к немцам ума не надо. Голодно было — так ходили к немцам за жратвой. У убитых немцев всегда найдешь и выпить, и закусить, и оружие.

В это же время группа наших разведчиков по указанию штаба партизанского движения проводила пять литовцев до кайшядориских лесов возле Каунаса. Чуть ли не 200 километров в одну сторону шли. Причем перед этим их переобули в кеды, чтобы бесшумно могли пройти. Ребят за это наградили.

— Разведвзвод делился на отделения?

— Да. Три отделения. Иногда ходили отделениями, но чаще группу набирали из разных отделений. Фактически было ядро из десяти-двенадцати человек, у которых было больше привилегий. Они на задание сходят, потом два дня сидят, пьют, отдыхают. А ты каждый день на нейтралку ходишь, на них работаешь. Но обижаться не приходилось, потому что действительно ребята очень боевые, контактные, коммуникабельные.

— Сколько было во взводе человек, которые могли вести группу?

— Максимум человек шесть. Федотов, тот, конечно, выделялся и к тому же был особый, доверительный человек у лейтенанта. Но были другие, которые не хуже его ходили, брали. Когда Вася Героя получил, его стали пестовать, то он вообще задрал нос кверху. Даже с командиром полка как-то подрался…

— Как себя вели немцы, когда вы их захватывали?

— По-разному. Приходилось брать и таких, которые не хотели говорить: «Я дал присягу и не буду ничего говорить». Особенно стойкими были офицеры. Приходилось уговаривать, объяснять, что если показаний не будет, то его расстреляют. Объясняли, что для него никакой разницы нет, даст он показания или нет — однополчане все равно не узнают. Уговорами ломали — жить-то все хотят. Конечно, если сразу начать бить, то много не добьешься. Хотя Барабаш бил их… Почему-то у него была лютая ненависть к немцам.

— Ваше личное отношение к немцам?

— Плохое отношение. Мы шли по Тульской, Орловской областям. Там на столбах висели трупы. Видели целиком сожженные деревни. В Белоруссии в землянку зайдешь, там куча детей и дед с бабкой сидят или какая-нибудь молодая женщина. Ни есть, ни пить у них ничего нет. Едят по одной картошке в день… Мы им как могли помогали. Нас дети за ноги хватали, целовали наши ноги за то, что мы им принесли буханку хлеба. Какое может быть к немцам отношение?

— Личный свой счет вели?

— Мы же не пехота. Мы могли посчитать только «языков». Я уже говорил, что за войну разведвзвод взял 27 немцев.

— Рассчитывали дожить до Победы?

— Рассчитывали. Шли разговоры о том, что будем делать, когда довоюем. Каждый думал, кем он будет. Дивизию расформировали в Литве, и очень много русских осталось. Что им в деревню ехать? Допустим, если бы Васька Федотов остался, он был бы директором какого-нибудь предприятия на 100 %. Первый секретарь ЦК Снечкус всех заслуженных бойцов уважал, не считаясь с национальностью. Раз в дивизии отвоевал — значит, литовец. А так финиш у него печальный. Вася вернулся в свою Сызрань. Там окончил какую-то партийную школу. Назначили его секретарем райкома, не первым. Поехал на колхозном «газике» с родителями то ли на свадьбу, то ли на день рождения. Там выпил. Перевернул машину. Сам выполз, а мать с отцом погибли. Его, конечно, сразу освободили от должности, но не судили…