Конечно, могло случиться чудо: солнце, безоблачное небо, сильный ветер несет "Орел" на большой высоте со скоростью двадцати тридцати узлов на юго-восток. Или на север, через полюс к Аляске. Но я никогда не верил в чудеса.
Я был убежден, что мы сядем на лед.
Для нас было бы лучше, если бы Андре попытался идти на юго-восток, к Земле Франца-Иосифа.
Тем не менее я его понимал.
Если ветер немного прибавит и если облака поредеют, мы за несколько часов прорвемся на север дальше, чем доходил Нансен.
Около часа ночи в среду, 14 июля, после того как гондола несколько раз подряд ударилась о лед, я выбрался на палубу.
- Доброе утро, - приветствовал меня Андре. - Очень жаль, если наш ход потревожил твой сон.
Вокруг шара летала одинокая птица. Она приблизилась, и мы убедились, что это голубь. Вероятно, один из четырех почтовых голубей, которых мы выпустили почти двенадцать часов назад.
Наконец он сел на строповое кольцо. Стриндберг попытался его поймать, но голубь взлетел и снова беспорядочно заметался в воздухе около аэростата.
- На что ты надеешься? - спросил я.
Андре пожал плечами.
- А ты?
- На то, что наш пеший переход по льду начнется, возможно, ближе к Земле Франца-Иосифа или к Шпицбергену.
- Ты боишься.
Я подумал.
- Нет, по-моему, не боюсь. Просто я теперь уверен, что наша затея безнадежна.
- Черт с ним, - сказал Андре и велел нам сбрасывать балласт, чтобы "Орел" поднялся и гайдропы еще раз могли повернуть парус на место.
С половины второго мы шли прямо на восток.
Около трех ветер несколько сместился к югу, и наш курс изменился на ост норд-ост.
Отяжелевший от влаги и льда атоостат терял высоту, и снова гондола запрыгала по льдинам, как мяч.
Стриндберга опять укачало, у него началась рвота с сильным кашлем.
В начале шестого тучи развеялись, открылось синее небо, солнце с востока дохнуло на нас теплом.
"Орел" медленно пошел вверх.
Андре вопросительно посмотрел на меня.
- Решай сам, - ответил я.
Андре надолго призадумался Потом осторожно открыл клапаны и снова закрыл их, как только балластные тросы коснулись льда. После этого он спустил на лед якорь, и наш полет прекратился. Это было в половине седьмого утра, 14 июля.
Мы находились на 82°56' северной широты и 20° восточной долготы1.
1 От условного начального меридиана. По Гринвичу - 29° восточной долготы.
- Тебе надо решать, - сказал я Андре - Либо мы отчаливаем и идем дальше, либо садимся.
- Я не единственный член экипажа "Орла". - Он повернулся к Стриидбергу. - Твое мнение?
- Ветер дует в основном на северо-восток, - ответил тот, нерешительно улыбаясь. - Не очень-то похоже, чтобы нам удалось подойти близко к полюсу. Разве что ветер вдруг усилится и сместится к югу. Мне это кажется маловероятным. Можно также допустить, что он вдруг подует на юг или юго-запад и в несколько часов принесет нас в Россию. Но это тоже маловероятно. Если продолжать идти нынешним курсом, нас понесет над Ледовитым океаном к Новосибирским островам. Ветер слабый, мы пойдем медленно. А сброшено уже очень много балласта. Вряд ли нам удастся достичь Сибири или островов к северу от нее.
- Ты считаешь, что мы должны сесть? - спросил Андре. Губы его распухли, потрескались, во рту пересохло.
Я достал из гондолы бутылку "Лучшего Коронного Пива", откупорил и подал ему.
Андре повторил свой вопрос.
Стриндберг опять улыбнулся. Его лоб избороздили морщины, брови насупились, щетина на щеках и подбородке казалась пегой. Он поминутно облизывал губы. Глаза припухли и покраснели, на ресницах налипли желтые комочки. Я заметил нервные движения его рук.
- Трудно оценить все "за" и "против", - сказал он наконец. - Не знаю. Но если лететь дальше, то на такой высоте, чтобы мы могли поспать и отдохнуть.
- А что думаешь ты? - Андре обратился ко мне.
- Ты уже знаешь мое мнение.
- Сформулируй его.
- Ты полагал, что "Орел" сможет лететь не меньше тридцати суток на высоте сто пятьдесят-двести метров над льдами, - сказал я. - Наш французский друг Алексис Машурон считал, что мы продержимся в воздухе еще месяц, если переберемся на строповое кольцо и обрубим гондолу и несколько балластных тросов Однако не прошло и сорока восьми часов после старта, как подъемная сила шара уже уменьшилась настолько, что гондола ударилась о лед.
- Туман, влажность, обледенение, - сказал Стриндберг - И потеря гайдропов.
- Продолжай, - сказал Андре.
- Приходятся признать, что наш полет технически не удался. Продолжать его - значит, скорее всего, уйти еще дальше от островов и материка. Следовательно, надо сесть. Нам придется идти по льду гораздо меньше, чем прошли Нансен и Юхансен.
Читать дальше