Сергей Дроков - Адмирал Колчак и суд истории

Видимо, казнь А. Колчака и В. Пепеляева вызвала у центрального советского руководства ощущение некоторого «неудобства». Это, по всей вероятности, и послужило одной из причин того, что первым процессом нового типа стал суд над «министрами колчаковского правительства». Тот факт, что на скамье подсудимых не удалось собрать достаточно «именитых» деятелей «белой» Сибири, был гораздо менее важен, чем создание прецедента. К тому же процесс в силу его сибирской специфики можно было провести не на европейской части России. Это давало возможность легко избежать нежелательной огласки в случае неудачного «эксперимента». Поэтому на сибирском уровне к участию в процессе привлекались крупные силы, например два члена Сиббюро ЦК РКП(б).

Первый опыт «постановочного процесса» определил закономерности и форму проведения подобных судов: была отработана методика, включившая в себя такое положение, как апелляция не к логике, а эмоциям, причем не членов суда, которые и так не сомневались в «виновности» подсудимых, а публики; широкое, опять же эмоциональное, отображение хода процесса в прессе – яркость, чудовищность злодеяний подсудимых, их моральная нечистоплотность и т. п.

Естественно, неотлаженность механизма мероприятий подобного рода стала причиной ряда «ошибок». Так, самостоятельное и часто ироничное поведение защиты, нежелание обвиняемых каяться произвели неблагоприятное впечатление на обвинение и публику. Ошибкой устроителей процесса было также сохранение формы революционного трибунала, само название которого ассоциировалось с классовой непримиримостью, а не судебной объективностью. С другой стороны, это диктовалось необходимостью для выполнения главной задачи: помимо суда над «колчаковским правительством» подготовить окончательную расправу с политическими противниками сибирских большевиков – эсерами и меньшевиками.

27 мая 1920 г. в беседе с сотрудником сибирского «Роста» председатель Сибревкома И. Смирнов, вернувшийся из поездки по Дальневосточной республике, рассказывал: «Весь Дальний Восток представляет из себя пять почти самостоятельных областей: 1) Уссурийский край, где во Владивостоке работает земское правительство, 2) Приамурский край, где восстановлена советская власть; японцы вытеснены партизанами, 3) Восточно-Китайская ж. д., где существует смешанная русско-китайская власть, 4) Восточное Забайкалье, где формально власть принадлежит Семенову, а фактически японцам, которые ввели свои войска в незначительном количестве, 5) Западное Забайкалье, где власть находится в руках Дальневосточной республики, которое признано советской властью в качестве верховной власти всего Дальнего Востока» [568].

В годовом отчете за 1919–1920 гг. народного комиссара иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерина VIII съезду Советов тот вынужденно отмечал, что на Дальнем Востоке действуют «не наши Советы и не наша Красная армия, а местные красные партизаны» [569].

В ходе процесса на Атамановском хуторе всячески подчеркивалась связь эсеров и меньшевиков с деятелями буржуазных партий, а в сознание масс внедрялся тезис о том, что члены небольшевистских социалистических партий «никогда не остановятся перед искушением установить самостоятельные правительства». Эта главная задача перед ЧРТ Сибревкома была четко сформулирована государственным обвинителем, заявившим, что судебный процесс уничтожил все партии в Сибири.

Оценка защитников политической ситуации в Сибири, с нашей точки зрения, позволяет несколько по-иному подойти к пониманию процесса, получившему обозначение как «теоретическое» стремление кадетов добиться антисоветского белогвардейского единства [570]. И доказательство тому – серьезные сдвиги в политических воззрениях широких слоев населения, находившихся под влиянием эсеро-меньшевиков, которые не придерживались безусловной коалиционности с цензовыми элементами, обусловив сохранение гражданского мира внутри демократии добрососедскими взаимоотношениями с советской Россией.

Войдя в правительство Колчака, проводившего разграничение двух принципов в управлении страной с момента освобождения от большевиков Поволжья и Сибири (делового, внепартийного и узкопартийного социал-революционного) [571], члены партии Народной свободы воспринимались населением как представители «старого типа», монархисты, «перекрасившиеся» в республиканцев. Эта причина объясняет отторжение сознанием масс предлагавшегося кадетами «рационального» способа передачи власти и провал сближения «левого» и «правого» центров.