Игорь Зимин - Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги

Штурм Зимнего дворца

Арест Временного правительства

Всего по Зимнему дворцу сделали около 40 выстрелов боевыми снарядами. Большая часть снарядов была начинена шрапнелью. Артиллеристы прекрасно знали, что в парадных залах Зимнего дворца находится госпиталь, где лежит около 1000 раненых. Поэтому стреляли преимущественно по «царскому» северо-западному ризалиту дворца. В результате обстрела серьезно пострадали комнаты Александра III на третьем этаже. В приемную императора (угловую комнату) попало два снаряда. Пострадали мебель, обивка стен и стекла. При обстреле шрапнелью с площади повредили штукатурку на крыльце левого подъезда, разорвали картину в зале, расположенном над главными воротами, и разбили несколько окон [1103]. Этим и исчерпывались разрушения, причиненные Зимнему дворцу артиллерийским обстрелом. Крейсер «Аврора» боевыми снарядами по дворцу не стрелял.

Рассматривая вопрос об утратах, которые понес Зимний дворец в ночь с 25 на 26 октября 1917 г., обратимся к многочисленным свидетельствам очевидцев событий. В контексте «белогвардейских» мифов о полном разграблении Зимнего дворца особенно значимы воспоминания непосредственного участника штурма Зимнего дворца, американского журналиста Джона Рида. Немаловажным для нас является его свидетельство о том, что одна из колонн восставших, ворвавшись в вестибюль Комендантского подъезда Зимнего дворца, обнаружила там деревянные ящики с ценностями, готовившимися к отправке в Оружейную палату Московского Кремля: «Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату – подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: „Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!“. Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: „Стой! Клади все назад! Ничего не брать! Народное достояние!“. Десятки рук потянулись к расхитителям. У них отняли парчу и гобелены. Двое людей отобрали бронзовые часы. Вещи поспешно, кое-как сваливали обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. Все это делалось совершенно стихийно. По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: „Революционная дисциплина! Народное достояние!“» [1104]. Заметим, что ящики с ценностями должны были вывезти в Москву 26 октября 1917 г.

А. Плотное. Зимний взят

Джон Рид констатирует, что, после того как большевики вошли в Зимний дворец, все выходы блокировали караулы, которые не только не пускали никого во дворец, но и начали вытеснять из Зимнего дворца матросов, красногвардейцев, солдат и прочую случайную публику, желавшую одного – спокойно заняться мародерством. Дж. Рид пишет: «Из дворца выгоняли всех, предварительно обыскивая… были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресс-папье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла» [1105]. Как видно из перечня, грабеж, что называется, имел место, но торопливый, случайный, когда хватали как шпагу с золотой рукояткой, так и кусок мыла. Грабеж Зимнего дворца продолжался несколько часов, и разграблению подверглись в основном комнаты на втором этаже резиденции, расположенные по западному, «императорскому» фасаду.

Когда суета улеглась, американский журналист как профессионал не мог не пройтись по дворцу. В парадных залах, выходивших окнами на Неву, он увидел: «Картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты, по полу валялись разбросанные бумаги. Жилые комнаты тоже были обысканы, с кроватей сорваны покрывала, гардеробы открыты настежь… В одной комнате, где помещалось много мебели, мы застали двух солдат, срывавших с кресел тисненую испанскую кожу. Они сказали нам, что хотят сшить из нее сапоги. Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: „Сюда, барин, нельзя… воспрещается…“» [1106].