Ю Скуратов - Вариант дракона

- Заявление пишите на имя Строева Егора Семеновича, - подсказал Бордюжа, - в Совет Федерации.

- Это я знаю, - сказал я.

Действовал я почти автоматически. Придвинул к себе протянутый Бордюжей лист бумаги, достал из кармана ручку.

- Какую причину отставки указывать?

Мне показалось, что в глазах Бордюжи мелькнуло что-то сочувственное. Конечно, существует одна неписаная истина: если начальство отказывается с тобою работать, надо уходить, иначе работа превратится Бог весть во что, пойдут сплошные черные дни... А с другой стороны - с чего уходить-то? Только из-за того, что этого захотела правая нога Бориса Николаевича, даже не самого БН, а его дочери Татьяны, - только из-за этого? Мне сделалось обидно. Показалось, это не со мною происходит, а с кем-то другим, я же все это вижу со стороны - вижу и очень сочувствую человеку, который находится на моем месте. А чтобы я не брыкался - вон какую гнусную пленку состряпали.

В принципе до меня доходили слухи, что на руководящие должности, особенно в силовые структуры, - сейчас берут только людей, на которых есть компромат, чистых же не берут совсем... Чтобы силовики эти потом не поднимали головы. Слухи об этом у меня всегда вызывали неверящую улыбку: не может этого быть! Оказывается, может. Тем более такую пленку можно слепить на кого угодно.

- Думаю, по состоянию здоровья, - сказал Бордюжа.

"Интересно, кто же в это поверит? Пару дней назад я выступал по телевидению в программе Сорокиной, был вроде бы жив, здоров - и нате-с! Впрочем, по состоянию здоровья так по состоянию здоровья. Все равно работать противно. Жалко только прокуратуру, жаль годы, потраченные на то, чтобы сделать в ней все, как надо, - ночами ведь не спал, думал, как лучше наладить работу... Лучше бы, сидя в институте, написал пару книг..." И я так позавидовал тому Скуратову, который работал в институте, что у меня даже горло перехватило. И пожалел того Скуратова, который согласился перейти на должность Генерального - он здорово подставил меня, Скуратова нынешнего.

- По состоянию здоровья так по состоянию здоровья, - пробормотал я и в следующий миг выругал себя: а ведь я проявляю слабость, я сдаюсь без боя, поднимаю руки перед беззаконием...

- Да, по состоянию здоровья, - подтвердил Бордюжа.

- Николай Николаевич, извините, а откуда у вас взялась кассета?

- Нашел у себя на столе. В конверте. Не знаю, кто положил.

Вот он, еще один прокол, еще одно вранье... Разве можно к главе администрации президента зайти в кабинет, как в каморку к дворнику дяде Феде или в подвал, к слесарю-водопроводчику дяде Коле... Кто-то заглянул с улицы, завернул от станции метро "Александровский сад" и по протоптанной тропке добрался до кабинета Бордюжи. Тут, не застав владельца на месте, оставил кассету в конверте, - дойдет, мол, до хозяина...

Вот пленка и дошла. Самым невероятным способом. Ах, Николай Николаевич, Николай Николаевич! Не научили вас в погранвойсках врать. До этого генерал-полковник Бордюжа был директором Федеральной пограничной службы.

Невидящими глазами я прочитал заявление, вспомнил о последнем докладе, который я так тщательно готовил, но с которым так и не выступил - он лежит у меня на рабочем столе, - и мне вновь сделалось жаль себя, своей работы, расстрелянной вот так, влет, службы.

- Николай Николаевич, у нас 3 февраля состоится итоговая коллегия Генпрокуратуры. Я там должен выступить с докладом. Дайте мне провести коллегию, я ее проведу и уйду. Это в интересах системы. Ведь нонсенс же, если на коллегии не будет Генерального прокурора...

Бордюжа, словно бы обдумывая ответ, помедлил немного, потом сказал:

- Те люди, которые добиваются вашего ухода, ждать не будут, - они вбросят кассету на телевидение.

"Ах, Николай Николаевич! Вы ведь только что говорили мне, что обнаружили кассету у себя на столе. Принес, дескать некий незнакомец. А незнакомец этот очень даже - знакомец!"

- Хорошо, вот вам заявление, - я отдал листок бумаги Бордюже, итоговую коллегию проведет мой первый зам Чайка, а я тем временем лягу в больницу.

Бордюжа одобрительно усмехнулся. Там же, не отходя, как говорится, от кассы, я написал вторую бумагу на имя Строева: "Прошу рассмотреть заявление в мое отсутствие". Подписался и поставил дату: "1 февраля 1999 года".

Не помню, как я приехал на Большую Дмитровку, - хотя расстояние от Кремля до прокуратуры в несколько прыжков может одолеть даже ворона первым делом вызвал к себе Чайку:

- Юрий Яковлевич, я что-то неважно себя чувствую. Возможно, сегодня лягу в больницу. Доклад на итоговой коллегии придется делать тебе.