Алексей Щербаков - Сталин против Троцкого

Кроме того, Лейба пристрастился к чтению газет, прежде всего сатирических произведений Власа Дорошевича и других мастеров жанра. И ведь наверняка кое-чему научился. Ведь впоследствии Троцкий в журналистике был сильнее всего как политический фельетонист. Более всего ему удавались статьи, в которых он едко высмеивал противников.

Разумеется, слушал Лейба и комментарии своих воспитателей. Так что у подростка стали складываться определенные взгляды.

«Среда, окружавшая меня, была аполитичной, но безотчетные стремления мои были оппозиционными. Была глубокая неприязнь к существующему строю, к несправедливости, к произволу».

Разумеется, ни о каком четком мировоззрении речь не шла. Однако основа была заложена. Бронштейн стал придерживаться оппозиционных взглядов на уровне «все в России плохо». Ну, и конечно же, альтернативой выступал Запад. Преклонение перед заграницей было вообще очень развито среди «прогрессивных» кругов, но в Одессе – вдвойне. Это был космополитический город, в котором жили представители многих национальностей. К тому же Одесса – это огромный порт. Так что «заграница» казалась ближе. Вот что пишет о настроениях одесской «передовой интеллигенции» биограф Троцкого Исаак Дейчер: «Одно чувство проявлялось очень явно: заветное стремление к Европе и ее цивилизации, к Западу вообще и его свободам. „Запад“ был как видение земли обетованной – он давал компенсацию и утешение за жалкую и бедную реальность России. Для еврейской интеллигенции эта часть мира… оказывала особое очарование. Для большой части нееврейской интеллигенции Запад также был антитезисом всего, что они ненавидели дома: Священный Синод, цензура, кнут и каторга».

Это признавал и сам Троцкий: «Эта идеализация, незаметно всосанная из окружающей мещански-либеральной среды, держалась и позже, когда я стал уже проникаться революционными взглядами».

Общение со средой любителей поболтать на возвышенные темы, а именно такими и было окружение Шпенцеров, привили Лейбе Бронштейну характерные интеллигентские черты.

В этой среде все полагали себя самыми умными. Причем часто высказывали непререкаемые суждения по вопросам, в которых ни черта не понимали. Снобизм и верхоглядство так и останется чертой, присущей Троцкому на протяжении всей его жизни. Именно поэтому он не смог разглядеть своего самого страшного соперника.

Итак, за время жизни в Одессе у Лейбы Бронштейна сложились неопределенно-оппозиционные взгляды. Но это на самом-то деле ничего еще не значило. Множество людей с такими взглядами отлично делали карьеру, получали чины или клепали денежку – и продолжали на досуге говорить либеральные фразы. Особой опасности для власти такие господа не представляли. И Лейба Бронштейн вполне мог бы прожить и так. Но он пошел иной дорогой.

Училище св. Павла, которое закончил Лейба Бронштейн, не предоставляло полного курса обучения. То есть в высшие учебные заведения после него не брали. (Реалисты могли поступать в технические вузы, а также университеты на физико-математический и медицинский факультеты.) Так что требовалось поучиться еще. Поскольку его отец имел контору в Николаеве, то в 1896 году Лейба перебрался в этот город.

Николаев был населенным пунктом не из последних. Он занимал третье место по торговле с заграницей (после Петербурга и Одессы), а по экспорту зерна – первое место в стране. Соответственно, в городе имелся мощный порт. Кроме того, Николаев являлся крупным промышленным городом, вторым после Петербурга центром судостроения. Тут располагались верфи и многочисленные заводы, связанные с ними. Тот есть рабочих было достаточно. Соответствующими были и настроения среди «передовой молодежи». Тут вовсю говорили о различных социалистических учениях, в том числе и о марксизме. А Лейба обо всех этих материях понятия не имел. И что было делать? Дело в том, что тогда (и не только тогда) представителям интеллигентской молодежи очень хотелось быть «передовыми». Лейба в Одессе считал себя таковым. А тут оказалось – его взгляды уже не актуальны. И что было делать?

Можно, конечно, было почитать соответствующую литературу. Благо она была достаточно доступна. Но Бронштейн пошел иным путем.

«На первых порах я давал в разговоре решительный отпор „социалистическим утопиям“. Я разыгрывал из себя скептика, который через все это прошел. На политические вопросы я откликался не иначе, как тоном иронического превосходства. Хозяйка, у которой я жил, глядела на меня с удивлением и даже ставила меня в пример, правда, не совсем уверенно, своим собственным детям, которые были несколько старше меня и тянули влево. Но это была с моей стороны лишь неравная борьба за самостоятельность. Я пытался избежать личного влияния на меня тех молодых социалистов, с которыми меня столкнула судьба. Неравная борьба длилась всего несколько месяцев».