В окопах «Холодной войны»
Вот как передавал соратник Тито и будущий видный югославский диссидент Милован Джилас свое впечатление о Сталине: «Сущность его мыслей состояла, с одной стороны, в том, что не надо «пугать» англичан, – под этим он подразумевал, что следует избегать всего, что может вызвать у них тревогу по поводу того, что в Югославии революция и к власти придут коммунисты. «Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны!» – сердился Сталин».
Для того чтобы замаскировать приход к власти коммунистов в Восточной Европе и Китае, Сталин заговорил о необходимости создания «национально-демократического» блока, который служил бы своеобразным прикрытием для коммунистов для западных правительств и общественного мнения.
После завершения Второй мировой войны Сталин в течение нескольких месяцев всерьез надеялся, что в США возобладают изоляционистские настроения, и Трумэн уйдет из Западной Европы, оставив ее на произвол судьбы перед новым «моторизованным Чингисханом». Иосиф Виссарионович рассчитывал на большое влияние коммунистов во Франции и Италии, уповал на возможность демилитаризации и нейтрализации Германии, рассчитывал, что продовольственные трудности приведут к росту влияния левых сил в Англии и других странах Западной Европы. Однако, когда в 1946 году США оказали военную помощь Греции и Турции, на которые Сталин в первую очередь собирался распространить свое влияние, а 1947 году была провозглашена доктрина Трумэна, предусматривавшая сдерживание СССР в Европе, стало окончательно ясно, что американцы из Европы не уйдут. Провозглашенный в том же 1947 году план Маршалла, согласно которому американский капитал принял участие в восстановлении экономики Европы, означал крах надежд Сталина на то, что экономические трудности толкнут народы Западной Европы к коммунизму. Поэтому, отвергнув идею распространения плана Маршалла на страны Восточной Европы и Советский Союз, Сталин предпочел порвать всякие связи с Западом и упрочить свой контроль над восточноевропейскими государствами. Коммунистический переворот в Чехословакии в феврале 1948 года и введение своей валюты в западных зонах оккупации Германии и советская блокада Берлина осенью того же года завершили этот процесс. Сталин отказался от надежд на нейтрализацию Германии и на мирную «эрозию капитализма» в Западной Европе. Оставалось только уповать на разработку советскими конструкторами и промышленностью новых систем вооружений – как раз в это время шли ускоренные работы над ракетной техникой и атомной бомбой. А также на то, что между крупнейшими державами Запада с течением времени вызреют новые противоречия, которые помогут снова, как и в преддверии, и в начале Второй мировой войны, половить рыбку в мутной воде.
Первый неблагоприятный сигнал был дан Сталину 5 марта 1946 года, когда состоялось историческое выступление Черчилля в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури. Бывший британский премьер призвал к единению Англии и США и всех народов, говорящих на английском языке: «Если население Британского Содружества добавить к США, их сотрудничество на море, в воздухе, в сфере промышленности и науке, то в мире не будет существовать опасного дисбаланса в соотношении сил». Главную угрозу миру он видел в Советском Союзе: «Никто не знает, что Советская Россия и ее коммунистическая международная организация намереваются сделать в ближайшем будущем, или каковы границы, если таковые существуют, их экспансионистских тенденций…» Эти слова Черчилля Сталин подчеркнул в собственном экземпляре русского перевода речи. Оратор говорил о том, что «от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике на континент опустился железный занавес», через который отныне не могут проникнуть христианские ценности прав и свобод. С тех пор метафора «железного занавеса» стала широко применяться для характеристики противостояния СССР и Запада.
Черчилль предложил немедленно «достигнуть полного взаимопонимания с Россией по всем вопросам» и добиться проведения свободных выборов в странах Восточной Европы. Он призвал к объединению военных усилий стран Запада: «Судя по моим встречам с русскими, я уверен, что они больше всего восхищаются силой, и нет ничего такого, к чему бы они питали больше уважения, чем военная мощь». В СССР речь Черчилля получила даже больший резонанс, чем на Западе. Советская пропаганда стала утверждать, что именно речь в Фултоне стала объявлением «холодной войны». Между тем, последняя в полном объеме началась лишь два года спустя – с коммунистического переворота в Праге и блокады Берлина.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу