Альберт Манфред (Отв. редактор) - История Франции

Средневековое сословие горожан, в XVI в. начинавшее складываться в буржуазию, давно уже принимало участие в управлении государством в качестве бюрократии. Знаменитые легисты третьей династии (Капетингов и Валуа) были скромного и обычно не дворянского происхождения. Усложнение государственного аппарата с ростом территории и усилением королевской власти способствовало умножению этого слоя буржуазной по происхождению бюрократии. Часть ее, занимая высшие должности в суде и администрации, получила от короля дворянское звание, но в XVI в. она еще не была признана равноправной настоящему дворянству, «дворянству шпаги», которому приличествовала лишь военная или духовная карьера.

Бюрократия эта все же выделялась из остальной буржуазии, как привилегированная ее часть, и буржуа всегда стремились во Франции, скопив капитал, занять какое-либо чиновное местечко, полагая, что получать жалованье и возможные «безгрешные» доходы куда как спокойнее, чем рисковать своим благосостоянием в торговле и промышленности. Должности свои они покупали у правительства, и жалование было своего рода процентом на капитал, затраченный на покупку.

Эта тяга французской буржуазии к теплым местечкам использовалась дворянским государством, которое смотрело на продажу должностей, как на своего рода внутренний заем, и создавало часто огромное количество совершенно ненужных чиновников, плодило бюрократию и тем привлекало на свою сторону и делало себе послушными верхи горожан, поставлявшие раньше кадры муниципальных учреждений. Указанное явление — чрезвычайно важная черта социального строя Франции и своеобразного развития ее буржуазии. Ее собратья по классу в Англии, встретившись с сильным местным самоуправлением, находившимся в руках местного дворянства-джентри, не могли и мечтать о чем-либо подобном.

«…Сразу же, — говорит Маркс, — по крайней мере с момента возвышения городов, французская буржуазия становится особенно влиятельной благодаря тому, что организуется в виде парламентов, бюрократий и т. д., а не так, как в Англии, благодаря одной торговле и промышленности. Это, безусловно, характерно даже и для современной Франции» [139] К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 28, стр. 322. .

Тяжелые последствия имела принятая абсолютизмом система государственного хозяйства. Почти все косвенные налоги сдавались на откуп компаниям капиталистов, прямые налоги в случае нужды — а дефицит был постоянным состоянием французских финансов — закладывались под громадные проценты на несколько лет вперед. Эти компании «финансистов» получали, таким образом, право, пользуясь аппаратом государственного принуждения, выколачивать у населения суммы, иногда во много раз превышавшие размеры откупа.

Таким путем составлялись крупнейшие состояния французской буржуазии XVI–XVIII вв.

Неслыханные барыши и беспощадные вымогательства этих «пиявок и губок», как называл их впоследствии Ришелье, вызывали постоянные возмущения и негодование в обществе, а порой Даже и у ко всему привычного французского правительства. Начинались суды и конфискации имущества у зарвавшихся дельцов, тюрьмы, ссылки и эшафоты, но система продолжала существовать. Деньги были нужны, и правительство, едва расправившись с одной бандой наживал, принуждено было обращаться к другой. Это был самый наглый и почти узаконенный грабеж народного достояния. В этом отношении «финансисты» полностью солидаризировались с верхами дворянства. Впрочем, придворные не гнушались принимать и непосредственное участие в грабеже, осуществляемом откупщиками, получали от них деньги и подарки за высокое покровительство и потом принимали непосредственное участие в делах финансистов.

Французская буржуазия, таким образом, уже в это время начинала играть роль ростовщика, наживавшего колоссальные капиталы на податной системе дворянского государства. Это обстоятельство обусловило одну чреватую последствиями черту в характере французской буржуазии — мешало развиться духу предприимчивости. Французский капитал, наживавшийся на эксплуатации государственной податной системы, оказался слишком вялым и в промышленной деятельности, и во внешней (особенно в колониальной) политике, по сравнению с капиталом английским и голландским. Ему незачем было пускаться в далекие опасные предприятия за морем, рисковать в торговле и промышленности. Спокойно сидя дома, он мог пожинать плоды безмерного трудолюбия мужика и получать такие барыши, какие и не снились англичанам со всеми их отважными колониальными предприятиями. Многочисленное и трудолюбивое французское крестьянство было для ростовщического капитала лучшей из колоний [140] См. А. Д. Люблинская. Французский абсолютизм в первой трети XVII в, М. — Л., 1965 (особенно глава «Финансисты и абсолютная монархия»). . Но, разумеется, и во Франции развивалось промышленное предпринимательство, хотя и в меньших размерах, чем в Англии.