Альберт Манфред(Отв.редактор) - История Франции т. 2

Ее вывод выразительно подтвердил послеиюньский террористический режим Кавеньяка. Париж был оставлен на осадном положении, пролетарские батальоны национальной гвардии были распущены. Рабочие провинциальных городов были также разоружены. Клубы были поставлены под строгий надзор властей, свобода собраний на деле была сведена на нет. Для издания газет вводился крупный денежный залог, что вынудило многие демократические газеты прекратить существование. «Сегодня нужно иметь золото, много золота, чтобы пользоваться правом слова. Мы недостаточно для этого богаты. Бедняки-молчите!» — комментировал смысл этого закона Ламенне в последнем номере своей газеты, прощаясь с читателями [440] «Le Peuple constituant», 11.VII 1848. .

Республиканский белый террор фактически продлил состояние военной диктатуры в стране. Это доказало еще раз, что передача власти Кавеньяку не была временной мерой, вызванной чрезвычайными обстоятельствами гражданской войны, а являлась симптомом нарастающего отказа буржуазии от завоеваний демократической революции, разрыва с буржуазной демократией. «Сабля генерала Кавеньяка является предохранительным средством цивилизации», — записывал в своем дневнике Готье, будущий мэр Бордо, один из типичнейших представителей и выразителей взглядов орлеанистской крупной буржуазии этого города [441] Albert Charles. La revolution de 1848 et la Seconde Republique a Bordeaux et dans le departement de la Gironde. Bordeaux, 1945, p. 157. . Его мысли вполне совпадали с настроениями титулованных легитимистов. Герцог Паскье писал барону Брабанту: «Единственная гавань, в которой можно укрыться в такое бурное время, это гавань военного деспотизма. Слава всевышнему! Мы имеем его, этот благословенный военный деспотизм, под именем осадного положения или диктатуры».

Диктатура буржуазии при помощи кавеньяковской сабли расчищала пути для замены республиканской формы монархической. В образованное после июньских дней правительство Кавеньяка, составленное из самых воинственных представителей буржуазно-республиканской реакции Марраста, Сенара и др., были введены орлеанисты — сперва военный министр генерал Ламорисьер, а через некоторое время два бывших министра Июльской монархии Вивьен и Дюфор, причем последний получил важнейший пост министра внутренних дел. Заведомый легитимист генерал Шангарнье был назначен командующим национальной гвардией.

Из правительства вынужден был уйти министр просвещения Карно, внук знаменитого деятеля Великой французской революции, автор проекта о введении всеобщего начального образования. Вскоре Учредительное собрание дало согласие на судебное преследование Луи Блана и Коссидьера, обвиненных комиссией по расследованию причин июньского восстания в том, что они якобы были соучастниками событий 15 мая и виновны в подстрекательстве рабочих к мятежу. Предпочитая эмиграцию ожидавшей их судебной расправе, Луи Блан и Коссидьер уехали в Англию.

Сплочение сил реакции форсировало дальнейшее сближение всех соперничающих монархических группировок — легитимистов, орлеанистов, бонапартистов. Они образовали влиятельнейшую «партию порядка», которая крепла под сенью буржуазной республики и возглавлялась Тьером, Моле, Барро, Фаллу, Монталамбером и другими орлеанистскими и легитимистскими лидерами, образовавшими «комитет улицы Пуатье», как прозвали штаб «партии порядка» по его местопребыванию.

Правительство Кавеньяка поспешило аннулировать разработанные Временным правительством проекты национализации железных дорог с выкупом у частных компаний. Была полностью восстановлена финансовая система Июльской монархии, Учредительное собрание отклонило даже прогрессивный налог на наследство.

Возобновилось преследование рабочих объединений и стачек, в Лилле власти запретили даже общество взаимопомощи рабочих-прядильщиков. Был отменен декрет об ограничении рабочего дня; все «национальные мастерские» в провинции были распущены. Если в дни подавления июньского восстания Учредительное собрание, чтобы отвлечь рабочих от революционной борьбы, показным жестом ассигновало 3 млн. франков субсидий для производственных ассоциаций, то ныне всякое упоминание о социальных требованиях пролетариата встречалось в Собрании улюлюканьем. Даже такой мирный реформатор, как Прудон, подвергся бешеной травле, когда предложил законопроект, предусматривавший вызвать в стране оживление в делах с помощью всеобщего снижения цен, заработной платы, арендных платежей, налогов и долгов. В последовавшей в Учредительном собрании словесной дуэли с Тьером Прудон, к его чести, не только посрамил карликового столпа «партии порядка», но и весьма мужественно заступился за июньских повстанцев, объявив их жертвами нищеты, голода и провокаций реакционеров.