Дмитрo Табачник - Вбивство Петлюри. 1926

Вещей не взяли и направились к выходу. Тот самый гайдамак, который остановил своего товарища, грозившего ему шашкой, уходя, сказал ему: «Ты лучше спрячься, так как придут другие и тебя, наверно, зарежут». Данда, который был один в квартире, так как свою жену и единственную дочь он предварительно отправил в другое место, при помощи этого гайдамака взобрался на чердак по приставной лестнице, которую тот же гайдамак подал ему на чердак, куда он ее и запрятал. С чердака Данда мог наблюдать все те ужасы, которые происходили в Фельщтине. Он видел, как убивали стариков и детей, которых вытаскивали из домов. Спустя немного времени, он возле своего дома заметил труп женщины и, предположив, что это его жена, соскочил с чердака, чтобы посмотреть на труп. Он убедился, что это не его жена, но обратно в свою квартиру войти не решился, так как на чердак не мог бы уже взобраться ввиду того, что на чердаке осталась лестница… он вбежал на чердак соседнего дома и там спрятался в соломе. Это заметили парни из поричской охраны. Они погнались за ним, взобрались на чердак, но его не нашли, они пытались поджечь солому, но это им не удалось.

Другой свидетель, Свинер, недавно вернувшийся с фронта, рассказывает, что они со своей матерью и сестрами прятались у себя дома и что у них перебывало несколько гайдамацких групп, от которых он откупался деньгами. Когда явилась последняя группа, у него уже денег не оказалось. Он вышел к ней на улицу и стал умолять, чтобы его пощадили. Он прибег к хитрости и, обращаясь к одному гайдамаку, заявил, что он вместе с ним лежал в окопах во время войны. Гайдамак стал в него всматриваться, затем перевел взор на его ноги и сказал: «У тебя хорошие сапоги, отдай их мне». Тот охотно согласился и вместе с гайдамаками вошел в дом, где он снял свои сапоги. Гайдамак, в свою очередь, снял свои и надел его сапоги. Затем он вынул из кармана свежие портянки, передал их Свинеру и помог ему надеть его старые сапоги. Получив еще галоши, он обратился к своим товарищам со словами: «Не будем же мы резать человека, с которым я сидел в окопах». Гайдамаки ушли. К вечеру Свинер со своими домашними, зная, что резня уже кончилась, решили больше в квартире не оставаться, и, пробираясь сквозь трупы по улицам, они все выбрались из местечка и всю ночь провели в поле. Они вернулись лишь на следующий день, когда узнали, что в местечке спокойно. Свинер тогда отправился на квартиру своего брата, бывшего председателем еврейской общины; с трудом шагая через трупы, добрался до его квартиры и там увидел своего брата, его жену, ее родителей, а также еще несколько человек, прятавшихся в этом доме, – всех зарезанными.

Свидетель Креймер рассказывает, что он был в Проскурове во время происходившего там погрома. Спасая свою жизнь, он в воскресенье 16 февраля в 12 часов дня отправился пешком в Фельштин, где он постоянно проживает, но в д. Малиничи он был арестован милиционером и препровожден в милицию. Начальник милиции объявил, что он должен препроводить его обратно в Проскуров, в комендатуру. На указание, что там его расстреляют и на просьбу не отсылать его туда, начальник милиции ответил, что он сам подвергается большому риску, если он этого не сделает. Он показал ему телеграмму, полученную им от проскуровского коменданта Киверчука о том, чтобы всех агитаторов и евреев расстреливать на месте или препровождать для расстрела к нему в Проскуров (Виділили ми. Ще один доказ ретельної підготовки погрому. – Авт.).

В это время милиционеры привели целую семью, которая таким же образом выбиралась из Проскурова, направляясь в Фельштин. Но на вопрос, откуда и куда эта семья следует, глава семьи догадался ответить, что они направляются из Фельштина в Проскуров. Тогда начальник милиции распорядился препроводить эту семью обратно в Фельштин. Этим воспользовался свидетель Креймер и тут же в присутствии начальника просил эту семью сообщить родным в Фельштине о том опасном положении, в котором он очутился, и просил их, чтобы они не остановились решительно ни перед какими средствами, чтобы спасти его. После этого начальник согласился оставить его в деревне до следующего утра. Но через некоторое время, приблизительно часа через два, милиционеры привели еще 16 евреев, спасавшихся из Проскурова.

Тогда начальник милиции заявил, что такую массу людей он не может оставить до утра у себя, и решил всех их, в том числе и Креймера, немедленно отправить в Проскуров. Их уже посадили на подводы, но в это время из Фельштина позвонили по телефону и знакомый начальник милиции настойчиво просил его за Креймера. Тогда вновь было решено оставить всех до утра в деревне. Вечером Креймеру удалось переговорить с одним местным евреем, который от имени его и еще 4 евреев вошел в переговоры с начальником милиции об отпуске их в Фельштин за определенную сумму. Была условлена сумма в 5 тыс. руб., которая была внесена. Благодаря этому, Креймеру и еще 4 евреям с семьями последних удалось на подводах уехать в Фельштин. Другие же евреи, не имевшие денег, чтобы уплатить по тысяче рублей, были препровождены обратно в Проскуров. В Фельштин Креймер прибыл в понедельник днем, а вечером туда прибыли гайдамаки. Он успел заблаговременно отправить своих родных в ближайшее село, а сам он спрятался в погреб, где провел всю ночь, а также и следующий день. Сквозь щели досок, которыми был прикрыт погреб, он наблюдал отдельные эпизоды происходившей резни, а также видел, как милиционеры, в особенности крестьяне, грабили товары из магазинов, а также имущество из домов.