* * *
Проѣхали мимо другого большого острова Млѣта (Меледа, по-итальянски), который долго провожалъ насъ справа, въ то время какъ съ лѣвой руки тянулся безконечный полуостровъ Сабіончелло. Млѣтъ въ древности назывался Мелитою; у его береговъ апостолъ Павелъ претерпѣлъ, по преданію, то крушеніе, которое описано въ Дѣяніяхъ Апостольскихъ.
Тутъ уже начались бывшія владѣнія рагузской республики, которой, впрочемъ, принадлежали когда-то и Корчула, и Лезина, и Врачъ, и Ластово, и другіе прибрежные острова. Собственно Далмація здѣсь кончается, — потому что отъ Неретвинскаго канала вплоть до Еаттарской бухты вся береговая полоса — въ 150 милъ длины и въ 15 ширины — искони составляла независимую республику Дубровника, или Рагузы, а прибрежье Каттарской бухты — такъ-называемой Бокка-ди-Каттаро, — тоже не принадлежало къ Далмаціи, а всегда считало себя независимою общиною, населенною особымъ племенемъ сербскихъ славянъ — бокезами, которые, впрочемъ, почти ничѣмъ существеннымъ не отличаются отъ другихъ далматинскихъ серббвъ. Тѣмъ не менѣе бокезы и уже подавно самолюбивые рагузяне, гордящіеся своею многовѣковою независимостью, ни за что не назовутъ себя постылымъ для нихъ именемъ далматинцевъ, бывшихъ постоянно подъ властью Италіи или какого-нибудь другого государства.
Въ самомъ дѣлѣ, прожить вольною и богатою республикою цѣлыхъ 1.500 лѣтъ, какъ прожилъ Дубровникъ, — что-нибудь да. стоитъ, и съ такими историческими преданіями народъ не распростится скоро.
Берега, мимо которыхъ мы двигаемся, мало интересны съ точки зрѣнія красоты. И берегъ материка слѣва, и островки справа, — все это большею частью голые каменистые холмы, иногда разграфленные, будто линейкою, террасами виноградниковъ, и только у подножія окруженные садами. Маленькія деревеньки изъ бѣлыхъ и сѣрыхъ каменныхъ домиковъ, крытыхъ красною черепицею, мелькаютъ среди этихъ садовъ въ устьяхъ долинокъ и у береговыхъ заливчиковъ, и между ними снуютъ по голубому морю, стихшему здѣсь какъ расплавленное стекло, парусныя лодочки и игрушечные пароходики. Настоящіе пароходы не приближаются къ этимъ опаснымъ берегамъ, усѣяннымъ рифами и мелями и изрѣзаннымъ скалистыми мысами. На островкахъ то-и-дѣло бѣлѣютъ башенки маяковъ и сбившіяся къ водѣ кучки рыбацкихъ домиковъ, которые одни только нарушаютъ безлюдье этихъ каменистыхъ оазисовъ земли, разбросанныхъ по пустынѣ, моря [3] Когда пароходъ нашъ идетъ близко къ берегу, нельзя не удивляться, съ какимъ терпѣніемъ и упорствомъ далматинцы обработываютъ свои горныя вручи; лѣски они бережно сохраняютъ, а всѣ голые скаты тщательно расчищаютъ отъ камней на поразительную высоту. Вырытые камни аккуратно сложены у нихъ копнами, скирдами, цѣлыми валами, такъ что издали кажется, будто громадныя стада скота разлеглись по всѣмъ склонамъ горъ; на освобожденныхъ отъ каменьевъ полянахъ — все разбиты виноградники. Любопытна здѣсь горная деревенька подъ оригинальнымъ названіемъ «Свита недѣля», надъ которою въ глубинѣ отвѣсныхъ скалъ зіяетъ большая черная пещера съ церковью и кладбищемъ — можетъ быть, воспоминаніе какого-нибудь древняго капища подземному богу Аида…
.
Гравоза — старый славянскій Гружъ — спряталась въ самой глубинѣ узкой бухты, между гористымъ мысомъ, отдѣляющимъ бухту отъ моря, и такимъ же гористымъ берегомъ. Тутъ, въ этой природной теплицѣ, загороженной отъ вѣтровъ, накаляемой солнцемъ, увлажаемой моремъ, — растительность уже гораздо болѣе южная. Черные зонтики кипарисовъ тутъ въ первый разъ выступаютъ какъ характерное дерево пейзажа. Долина рѣки Омблы, которая впадаетъ тутъ въ море, черезъ это дѣлается одною изъ самыхъ живописныхъ. Гравоза — торговый портъ Рагузы, просторный и спокойный въ самое бурное время. Къ самой Рагузѣ большія суда приставать не могутъ. На берегу цѣлые ряды каменныхъ складовъ, таможня, отель. Но городокъ на видъ совсѣмъ не важный.
Мы н&скоро позавтракали и поспѣшили въ Дубровникъ. Наняли хорошую коляску съ парою крупныхъ лошадей и покатили себѣ по превосходному, широкому и мягкому шоссе, обсаженному всякими южными деревьями, устроенному еще во времена кратковременнаго французскаго владычества.
Отъѣхавъ всего четверть версты, мы сразу очутились словно въ другомъ мірѣ. Вокругъ насъ — чарующая красота. Это уже не безплодныя скалы, не скучные холмы съ однообразными террасами виноградниковъ, — кругомъ насъ роскошная, цвѣтущая Италія изъ окрестностей какого-нибудь Неаполя или Палермо. Чудные виды на горы, чудные виды на море, и не знаешь, куда обращать радостно изумленные глаза. Надъ нами и подъ нами — ряды прелестныхъ дачъ, потонувшихъ въ цвѣтахъ и садахъ: балкончики, лѣстницы, террасы, статуи — бѣлѣютъ своими мраморами среди густыхъ шапокъ цвѣтущихъ олеандровъ, красныхъ, розовыхъ, желтыхъ, бѣлыхъ; все это виситъ вавилонскими садами своего рода съ высоко поднятыхъ стѣнъ. Пальмы, латаніи, кактусы, алоэ, съ четырехсаженными упругими стволами своихъ цвѣтныхъ ножекъ, розово-желтые пушистые султаны мимозъ исполинскаго роста, цвѣтущія катальпы, магноліи, увѣшанныя по всѣмъ вѣтвямъ огромными бѣлыми чашами своихъ цвѣтовъ, — переносятъ воображеніе на далекій знойный югъ, и вмѣстѣ съ глубокою синевою неба, вмѣстѣ съ нѣжнымъ голубымъ бархатомъ застывшаго моря, и ярко облитыми утреннимъ солнцемъ рѣзкими изломами скалъ, уходящихъ изъ-подъ нашихъ ногъ къ морскимъ безднамъ, создаютъ вокругъ насъ какую-то неописуемую феерію.
Читать дальше