Игорь Князький - Тиберий - третий Цезарь, второй Август…

Что я смертен, отцы сенаторы, и несу человеческие обязанности и вполне удовлетворён положением принцепса, я свидетельствую перед вами и хочу, чтоб об этом помнили также потомки; и они воздадут мне достаточно и более чем достаточно, если сочтут меня не опозорившим моих предков, заботившимся о ваших делах, и ради общего блага не страшившимся навлекать на себя вражду. Это — храмы в ваших сердцах, это — прекраснейшие и долговечные мои изваяния. Ибо те, что создаются из камня, если благоговение оборачивается в потомках ненавистью, окружаются столь же презрительным равнодушием, как могильные плиты. Вот почему я молю союзников и граждан и самих богов, последних — чтобы они сохранили во мне до конца моей жизни уравновешенный и разбирающийся в законах божеских и человеческих разум, а первых — чтобы они, когда я уйду, удостоили похвалы и благожелательных воспоминаний мои дела и моё доброе имя». {422} 422 Тацит. Анналы. IV, 37-38.

Глубоко продуманная, умная и честная позиция незаурядного человека, чуждого тщеславию и отвергающего льстивые навязывания ненужных почестей. Любопытна здесь приводимая Тацитом оценка римлянами поступка и речи Тиберия:

«Одни объясняли его поведение скромностью, многие — робостью, некоторые — обыденностью его души. Ведь лучшие среди смертных искали самого высокого: так Геркулес и Либер у греков, а у нас Квирин сопричислены к сану богов; правильнее поступал Август, который также на это надеялся». {423} 423 Там же. 38.

Ни первое, ни второе, ни третье мнение, Тацитом приведенные, не должно оценивать как справедливую оценку поступка Тиберия. Великий полководец и успешный правитель не заслужил упрека в обыденности сознания. О робости, так судило, похоже, большинство, говорить тоже не приходиться. Неробкий нрав был у доблестного потомка славных Клавдиев. Некоторая растерянность в начале правления — следствие непривычности ситуации и недостатка чисто политического опыта, но никак не робости души. Наконец скромность. Она никогда не входила в число исконных римских добродетелей. Тиберий это прекрасно понимал. Дело, думается, в другом: он, истинный воин, привык сам завоевывать свои награды. Незавоеванные, незаслуженные почести были его военной душе просто органически противны. Он, кстати, и за победы себе лишнего не требовал. Не зря писал Веллей Патеркул, что, заслужив семь триумфов, Тиберий удовольствовался лишь тремя. {424} 424 Веллей Патеркул. Римская империя. II. XXII, 1. Незаурядность личности, высокое чувство достоинства, несовместимое с угодничеством окружающих, здравомыслие, наконец, — вот почему не принимал Тиберий лестные предложения сенаторов и провинциальных верхов культового почитания своей особы. Будучи блестящим знатоком эллинской культуры, Тиберий при этом решительно отвергал свойственное грекам и особенно развившееся в эллинистическую эпоху обожествление выдающихся людей ещё при их жизни. «От обожествления предмета, рощи, источника, наконец, статуи, изображающей бога, — вспомним грубое впечатление, произведенное святотатством над гермами на афинский народ, и влияние этого события на окончание Пелопоннесской войны — до обожествления выдающегося человека, сначала героя, а затем бога — только один шаг. Уже в Греции Солон, Лисандр, затем Александр Великий не просто превозносились льстецами, но признавались в определенном смысле в качестве богов и народом» — справедливо указывал О. Шпенглер. {425} 425 Шпенглер О. Закат Европы. Минск. 1998, с. 610. Тиберий оставался римлянином до мозга костей в вопросе о божественном и человеческом.

Отказы не в меру ретивым в лести провинциалам были не единственным проявлением неприятия Тиберием почетных излишеств. Светоний свидетельствует: «Из множества высочайших почестей принял он лишь немногие и скромные. Когда день его рождения совпал с Плебейскими играми, он с трудом согласился отметить это лишней колесницей на цирковых скачках. Посвящать ему храмы, жрецов, священнослужителей он воспрещал; ставить статуи и портреты разрешал лишь с особого дозволения и с тем условием, чтобы стояли они не с изображениями богов, а среди украшений храма. Запретил он присягать на верность его делам, запретил называть сентябрь месяц «Тиберием», а октябрь — «Ливием». Звание императора, прозвище «отца отечества», дубовый венок над дверями он отверг; даже имя Августа, хоть он и получил его по наследству, он употреблял только в письмах к царям и правителям….