Генерал поселился здесь всего год назад. До этого он жил на Невском проспекте, занимая квартиру, соответствующую его генерал-лейтенантскому званию. Но долгая болезнь жены, ее похороны и излишняя доверчивость и доброта обезденежили его, и он вынужден был переселиться из столичного центра на окраину.
Спустя немного времени его подстерегла и свалила тяжелая болезнь, сделав немощным и одиноким. Он лежал на широкой кровати с полным сознанием своей обреченности, с пониманием, что дни его сочтены и никакие лекари не в состоянии отвести надвигающийся конец. «Все позади, все в прошлом».
Иногда подступала нетерпимая, рвущая тело боль, словно кто резал и жег. Он стискивал до скрежета зубы. Из прокушенных губ проступала кровь. Подходил живший при нем казак седовласый — Авдей.
— Что, ваше превосходительство, болит? Может, водички или кваску?
Иногда приходил доктор, прописывал лекарство, от которого лучше не становилось. Наведывались из полка офицеры. Приносили угощение. Он слышал их голоса, от сознания, что его не забывают, помнят о его делах, становилось легче. Среди них были знакомые ему и совсем не знавшие его офицеры. О делах его слышали и многие были счастливы видеть его…
В третью среду января пришел отставной генерал Базин. Грея у печи руки, справился у Авдея о состоянии больного.
— Плохо, ваше превосходительство. Тает наш Яков Петрович.
— А что врач сказывал? Давно ли он был?
— Был давеча. Микстуру прописал да примочки приказал делать.
— Польза-то была?
— Какой там! — махнул казак рукой.
Осторожно ступая подшитыми валенками, генерал приблизился к больному, сел на скрипучий стул. Больной открыл глаза.
— Здравствуй, Яков Петрович! Разбудил тебя? Ты уж извини.
— Ничего, — едва слышно, одними губами ответил тот. — Что… нового?
— А что нового? Ничего. На дворе все метет, снегу чуть ли не по пояс. Надоела зима, хотя б скорей тепло наступило.
— Приде-ет, — выдохнул больной и устало закрыл глаза.
Скрипел на крыше желоб, скреблась о стекло ветка дерева. Казалось, будто кто-то замерзший и сирый просил обогреться. Бум-м, бум-м, — послышались удары колокола от недалекой церкви…
Ох, как долго тянулась ночь! Дул ветер, в окно сыпало снегом. В лампадном полусвете появились призрачные силуэты людей, лошади, эпизоды сражений и еще что-то и незаметно уплывали в белесовато-черный туман, живой и плотный. За ним угадывался глубокий мрак.
Потом он вспомнил родную станицу Гугнинскую и тот холм, с которого был виден изгиб Дона и плоское левобережье в весенний разлив, когда вода сливалась в далекой дали с небом, размывая линию горизонта.
Казак умирал, и просил и молил
Насыпать ему ж большой курган в голове, —
послышалась ему вдруг песня. Голоса суровые, чуть с хрипотцой. Но тут вплелись женские подголосья, зазвенели колокольчики, внося в песню тревожную печаль:
Да пущай, да пущай растет калина родная,
Да красуется она в ярких лазоревых цветах.
И пусть в этой калине залетная пташка
Щебечет порой про трудную жизнь казака,
Как жил и служил он в походах…
Он явственно слышал песню, родную, донскую… На небритую щеку скатилась слеза…
«В походах…, в походах», — эхом отозвалось последнее слово.
Он проснулся среди ночи. Сердце билось тяжелыми толчками, жесткий комок сдавил горло, бессильно повисла рука. Он хотел позвать Авдея — и не мог. Из груди вырвался глухой хрип…
С тревожным предчувствием поднялся отставной казак, поспешил к больному.
— Ваше превосходительство! Яков Петрович!..
Генерал был недвижим. Он лежал, вытянувшийся во весь свой гигантский рост, с суровым и решительным лидом.
— Преставился… Отмучился, — тяжко вздохнул казак и трижды перекрестился.
Было 18 января 1873 года.
Похороны состоялись на кладбище Воскресенского Девичьего монастыря в Петербурге. На средства, собранные по всероссийской подписке, установили памятник. Архитектор И. В. Набоков изобразил обломок гранитной скалы с наброшенной на нее казачьей буркой, папахой и другими атрибутами. На камне высечены названия всех мест сражений, в которых участвовал легендарный атаман: Браилов и Шумла, Камчик и Бургас, укрепление Вознесенское и Урус-Мартан, крепость Грозная и Карс.
В канун столетнего юбилея Отечественной войны 1812 года останки генерала перевезли в Новочеркасск. Положили в Новочеркасском соборе, в его левом приделе, рядом с героями Отечественной войны 1812 года М. И. Платовым, В. В. Орловым-Денисовым, И. Е. Ефремовым. А доставленный тогда же надгробный памятник установили неподалеку, на соборной площади, где он находится и поныне.
Читать дальше