Анатолий Корольченко - Генерал Скобелев. Казак Бакланов

Писал он четким, несколько крупным почерком, в котором без труда можно было угадать крутой и упрямый характер. К августу он сумел описать свое детство и первые годы службы в Крыму и на Балканах. Листы с переписанными начисто «Записками» лежали в специально купленной папке, которая всегда была на его столе, и которую он почти каждый день пополнял одним-двумя листами.

Новое занятие помогало ему забывать о болезни, которая отнюдь не прошла и все чаще напоминала о себе. Врачи никак не могли точно определить ее и назначали разное лечение.

14-го августа он нарушил свой режим. В тот день его пригласил к себе атаман Войска, и он надел отглаженный мундир, начищенные до глянца сапоги, любимую, сшитую в Вильне фуражку. До войсковой канцелярии было недалеко, можно было дойти и пешком, но этикет не позволял это сделать: в назначенное время прикатила коляска.

Они сидели в кабинете атамана, вели неторопливый разговор, а непонятное предчувствие недоброго не покидало Якова Петровича. Что его тревожило, он и сам не мог понять. Когда прощался, в кабинет вбежал адъютант атамана:

— В подворье генерала Бакланова несчастье: горит дом!

Яков Петрович сбежал по лестнице, вскочил в коляску.

Огонь охватил дом: пламя било изо всех окон, зловеще гудело, и над крышей хищно плясали огненно-белесые языки пламени. Суетились пожарные, выбивали баграми рамы, лили воду, но их усилия были тщетны. В толпе стояла Серафима Ивановна и отрёшенно глядела пред собой, губы ее судорожно тряслись.

— Как это случилось? — подошел он к ней, сознавая, что ничто и никто не поможет их беде.

— Не знаю, не знаю, не знаю, — повторяла Серафима Ивановна. Она походила на несчастную старуху.

Всегда полный энергии и предприимчивой отваги, сейчас Яков Петрович стоял рядом с женой и, сознавая свое бессилие, смотрел, как огонь пожирал кров, а вместе с ним и все, что нажито за долгие годы. Через два часа от дома остались лишь обгоревшие стены, черным перстом торчала печная труба. Сгорело все, даже ассигнации его пенсиона и недавно возвращенный ему долг. Сгорела и рукопись — плод долгих его трудов.

Желавших приютить генерала оказалось множество, но нужно было думать, как дальше жить. Без особой надежды написал он письмо в Вильно своему старому знакомому по карсским делам Кауфману. Тогда тот был полковником, и во время штурма Яков Петрович спас его от беды. Теперь Кауфман был командующим военным округом и имел чин генерал-адъютанта. Ответ пришел незамедлительно: командующий ждал его и выхлопотал для него вакансию заведующего донскими казачьими полками.

Испрашивая эту должность у военного министра, Кауфман писал, что генерал-лейтенант Бакланов по своим способностям и прекрасному служебному такту может быть весьма полезен для службы, а во многих случаях незаменим.

Прощался он с Доном тяжело, с горьким предчувствием, что больше никогда сюда не вернется и не увидит дорогих сердцу мест. Накануне отъезда прошелся по заснеженным улицам города, долго сидел на скамеечке у памятника Матвею Ивановичу Платову — своего любимого учителя.

В Вильно Яков Петрович пробыл два года. Должность была упразднена, и он остался не у дел, получил отставку. Поехал хлопотать о пенсионе в Петербург. Столица и стала местом его последнего обитания.

Дом в два этажа находился на окраине Петербурга, неподалеку от казарм пехотного полка. Стиснутый с боков такими же серыми неприглядными строениями, он уныло глядел на мир небольшими, затянутыми изморозью окнами. Штукатурка на стене местами обвалилась, обнажая плотную, припорошенную снегом кирпичную кладку. У верхнего угла, где клювом торчал желоб, образовалась сползающая до самой земли наледь. Когда с залива дул ветер, желоб тоскливо скрежетал, а на крыше тяжко хлопала чердачная дверца.

Посреди фасада темнела заколоченная дверь парадного входа. Каменные ступени крыльца покосились, пухлой подушкой лежал на них снег. И на крыше навеса над крыльцом тоже лежала снеговая толща, готовая сорваться и упасть на головы проходящих мимо людей.

С наступлением ранних сумерек в квартирах зажигали лампы или свечи, и окна цедили унылую желтизну, вызывая мысль, что за окнами тоже уныло, неуютно, тоскливо. Владелицей дома была вдова давно опочившего чиновника. Она не утруждала себя ремонтом владения, полагая, что это сделают без нее наследники, нетерпеливо ожидавшие ее кончины. В дому жили разночинные люди: ремесленники и с недалекого базара лавочники, отставные унтеры и чиновники городских контор. Генерал Бакланов занимал квартиру на верхнем этаже, именовавшуюся хозяйкой «партаментом». Могучего сложения, он своим видом приводил в трепет жильцов дома и вызывал у них чувство уважения. В квартиру вела деревянная лестница, ступени которой скрипели, а шаткие перила предупреждали посетителей о ненадежности сооружения. Квартира состояла из двух комнат, каждая в одно окно и кухни с огромной печью.