Вячеслав Софронов - Отрешенные люди

- Я вас не затрудню, - схватил поручика за полу кафтана Каин,- песни петь стану собственного моего сочинения, за лошадьми приглядывать, любую черную работу делать могу. Возьмите меня с собой, а то не дотянуть мне до конца пути, помру, - чистосердечно признался он и тяжело закашлялся, постукивая кулаком по впалой груди.

- Мало мне одного, так еще второй, не лучше первого, просится. Ну, а ты сам что скажешь? - повернулся поручик к Зубареву.

- А я чего скажу... Жалко человека... Сгинет, поди, а грех на нас ляжет, - утирая кулаком нос, ответил тот. - Не по-христиански бросать в беде ближнего.

- Эх, голова - два уха! Сколь раз говорил тебе, что сам сгинешь от доброты своей. Нет, не желаешь меня слушать. Поступай, как знаешь...

- Значит, можно взять его с собой? - радостно воскликнул Зубарев, и кинулся было обнимать Кураева, но тот ловко ускользнул от его объятий и, не оглядываясь, пошел к почтовой станции, усмехаясь про себя.

- Век не забуду доброты вашей!- вскрикнул, упав на колени, Ванька Каин и низко поклонился вслед поручику.

- Ты, это... не очень-то на него гляди. Теперь я твоим хозяином стану, понял? - самодовольно подбоченясь, погрозил ему пальцем Зубарев. - Коль офицер ваш согласится, то будешь в крепости моей до конца дней своих. Уразумел?

- Как скажете,- не поднимая взгляда, отвечал Каин, и было не понять, то ли он искренен в своих словах, то ли только делает вид, что принял главенство над ним.

Офицера, сопровождающего арестантов, уговаривать, долго не пришлось. Он поломался больше для вида, чуть поднял цену против предложенной, а потом подмигнул Зубареву и рассмеялся:

- Чтоб знал, скажу по секрету: готов сам кому заплатить лишь бы этого Каина от меня побыстрей забрали. Уж больно норовист он, устал маяться с ним. Ну, ты, видать, его лучше знаешь, забирай на свое усмотрение, только, чур, на меня потом обиды не держи.

На том и расстались. Всю дорогу Каин ехал на облучке рядом с ямщиком и, как и обещал, распевал песни собственного сочинения, ничем особым не досаждая своим освободителям. В Помигалову прибыли, когда ударили первые заморозки. Иван не узнал своего дома, в котором когда-то ненадолго останавливался, прежде чем отправиться на розыски злополучных рудников. Все двери и окна на нем были заколочены досками крест-накрест, и громадный бурьян у ворот говорил о том, что здесь давно никто не живет. Пришлось идти искать старосту, который тоже не сразу признал в Иване своего хозяина.

- Ой, батюшка, прости меня, сирого, но слух прошел, будто бы сгинули вы в чужих краях, потому за домом вашим и не смотрели ладом. Я сейчас, мигом отправлю мужиков и бабу свою прибраться там, а вы пока в моей избе на время остановитесь. Я сейчас, мигом ...- и он намеревался было бежать выполнять сказанное, но Иван остановил его:

- Подожди, не спеши, а ответь мне лучше, где жена моя? Родители ее? Куда все подевались? В Тобольск, что ли, переехали?

- Неужто ничегошеньки не знаете? - удивленно вытаращился на него староста, чуть полуоткрыв рот.

- Уже год, как родители ее померли, у нас тут на кладбище схоронены. В одну неделю, почти враз, и померли. На масляную ... Как же так, не знаете? зачесал он в затылке, выражая полное недоумение.

- А жена моя, Антонина, где? Жива ли?

- Жива, поди. И это вам неизвестно? Она, как мертвого ребеночка родила, то в то же лето в монастырь ушла. Только в какой - не скажу, может, люди знают чего, порасспросить надобно.

- Вот дела - так дела, - изумился Иван, - ну, да ладно. Господу виднее, как людьми распорядиться...

Поручик Гаврила Андреевич Кураев прожил в Помигаловой около недели и, строго-настрого предупредив Ивана, чтоб тот и думать не смел в столицу показываться, уехал обратно. Зубарев же, дождавшись, когда наладится зимний путь, приказал старосте снарядить ему теплую кибитку для дальней дороги. На месте ему никак не сиделось, решил отправиться в Тобольск, проведать братьев Корнильевых, узнать, где находится Антонина. За кучера согласился быть Ванька Каин, который пока держался тихо и во всем слушался Зубарева.

У Корнильевых дела, как оказалось, пошли в гору, и они вели торг уже на китайской границе, отправляли товары в Москву, Орел, на Макарьевскую ярмарку, держали и в Ирбите свои лавки. Предложили Ивану войти в долю, но тот загадочно улыбнулся и ответил отказом.

- Не мое то дело, - упрямо покачал он лобастой головой, - не по мне торговля ваша. Найду себе что-нибудь по душе.

- Опять руду искать кинешься? - насмешливо спросил его Михаил Корнильев. - Слышали мы про твои подвиги.