Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

-- Красненькая... (10 лeт).

-- Ого, а за что? Костя морщится.

-- Статья плохая -- 58, 8.

-- Ишь ты... Совсeм серьезно... А на кого же вы террор наводили?

Костя не поддерживает моего шутливаго тона.

-- Серьезное дeло было... Сталина пристрeлить хотeли... На первомайском парадe с крыши ГУМ'а. Да засыпались... Человeк 50 в расход пошло...

-- Здорово... А много вас всего было?

-- Да ребят полтораста...

-- А каких ребят?

-- Да все комсомольцы... Эх, не удалось, чорт побери... Ну да ничего: не мы, так другiе...

В голосe юноши досада, как будто разговор идет о проигрышe спорт-состязанiя.

-- Что это у вас такой зуб против Сталина.

-- Тут, Борис Лукьянович -- не зуб, а хуже. Вам-то что -- вы-то ему сразу не вeрили... А мы -- комсомольцы -- сколько мы своих сил и жизней в пятилeтку вложили... вeрили, дураки, что потом рай соцiалистическiй настанет... Ну, а нас на раскулачиванiе погнали. Не дай Бог никому видeть то, что мы видали. Сколько народу погибло... Нашего русскаго народа. И вeдь какого! Кулаки эти -- лучшiе крестьяне... Эх... "Весь изъян на крестьян"... Вeрно, их и здeсь много?

-- Процентов до 70. Мало кто из них здeсь, вот, в центральных пунктах пристроился. Большинство -- лeтом на торфe, весной на -- сплавe, а зимой -- на лeсозаготовках...

-- Ну, а всего-то здeсь много народа?

-- Не мало, что и говорить... Когда я в Соловках в 1928 году сидeл, по всей Карелiи вмeстe с Соловками тысяч до 18 было заключенных.

-- Ну, а теперь?

-- Теперь -- в ББК что-то 285.000, да у нас в Свирьлагe, кажется 75.000... Я как-то с братом подсчитывали 441 -- он в УРЧ работал -- всего по лагерям сидит никак не меньше пяти миллiонов человeк...

Костя покачал головой.

-- Да... Экспериментик, что и говорить!...

-- А вы в него еще вeрите, Костя?

-- Вeрил бы -- не здeсь бы был!

-- Ну, тут окончательно вышибутся остатки иллюзiй. Для этого лагерь лучшая школа.

Лицо Кости сморщилось, как от зубной боли. На его обычно привeтливом и веселом лицe появились морщины какой-то злобы и мстительности.

-- Не во мнe дeло... Что -- я? Песчинка! Теперь массы говорят и рeшают. Вот, жену у меня разстрeляли по этому же дeлу -- патроны из казармы крала... Но это все личное... Дeло даже не в том, что, вот, Сталин н а с обманул... Мы не за свою обманутую исковерканную жизнь мстим... За всю страну, за Россiю, которую он кровью залил, за концлагерь, за голод, за рабство. Вот это мы не простим. Вот, попомните меня -- своей смертью Сталин не умрет...

Голос Кости звучал твердо и жестоко.

Выход

Поздно вечером прибeгает курьер III части:

-- Т. Начальник... Так что срочно просят придти в 17-ый барак... Что-сь случилось...

Подхватываю походную аптечку и бeгу. В баракe -- полная тьма. Всe керосиновыя лампочки перенесены в комнату администрацiи, гдe толпятся люди в военной формe.

-- Ага, вот и вы, доктор, -- встрeчает меня уполномоченный III части. -- Осмотрите вот этого... "бывшаго" человeка... И главное -- с а м или н е с а м?..

На лежанкe странно вытянулось тeло с повернутой на бок головой. На шеe трупа видна сине-багровая полоса от веревки. Относительно смерти сомнeнiй никаких.

-- Давно сняли?

-- Да нeт... С полчаса... Рабочiй за барак случайно вышел -- видит: висит кто-то... Он крик и поднял... 442

Я поднес лампу к судорожно перекосившемуся лицу и невольно вздрогнул: эта гримаса отчаянiя и злобы сразу напомнила мнe того студента, который сегодня был у меня на осмотрe. Он нашел, значит, рeшенiе вопроса, что ему дeлать...

Да... "Смерть -- выход из всякаго положенiя,

Но единственное положенiе, из котораго выхода нeт"...

-- Слышьте, Солоневич, -- наклоняется ко мнe чекист, -- нам главное -нeт ли слeдов, что е г о повeсили?

-- Нeт. Этот, видно, сам...

-- С чего это он? -- насмeшливо поднимает брови чекист.

Я молча пожимаю плечами... По своему, он, этот студент, прав. Наблюдать свое угасанiе и с тоской ждать послeдних минут, когда легкiя будут разрываться от жажды воздуха и жажды жизни... Нeт уж, лучше сразу... Мрачная, обнаженная арифметика совeтской дeйствительности...

Я понимаю его, как врач, и негодую, как гражданин: почему он, безвременно уходя в иной мiр, не захватил с собой кого-нибудь из своих тюремщиков и палачей?...

Обыкновенная исторiя

Спал я в своей комнаткe недолго -- вeроятно, часа два. Ночью в корридорe лазарета раздался шум топочущих ног, и меня вызвал голос взволнованнаго санитара.

В перевязочной ничком на клеенчатом диванe лежал и тяжело всхлипывал человeк в военной одеждe, с окровавленной головой. Из палат достали еще двe лампочки, и раненаго перенесли на перевязочный стол.