Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

И мы очутились в концлагерe, в тeх мeстах, откуда уже 2 раза пытались бeжать...

И несмотря на жгучiй мороз и ледяной вeтер, когда нас выгрузили, нам было тепло, и мы смeялись...

Смeлость, бодрость, силы и рeшительность еще не были смяты... Неужели, чорт побери, в третiй раз не удастся бeжать?..

Лагерь

Я не буду подробно описывать совeтскiй концлагерь. Надeюсь, что большинство моих читателей прочли книгу брата -- "Россiя в концлагерe"... В ней и моя личная лагерная исторiя...

Приговор в в о с е м ь лeт заключенiя казался всeм нам шуткой. Все равно, так или иначе, мы этого срока не высидeли бы. Принятое рeшенiе нужно было провести в жизнь во что бы то ни стало...

И всe душевныя силы нас троих -- брата, племянника и мои -- были устремлены в одну точку -- на подготовку к побeгу... Все остальное -прочное устройство в лагерe, связь с друзьями и родными, перспективы отдаленнаго будущаго -- отошло на заднiй план. Нужно было быть готовыми к 28 iюля -- дню нашего побeга. Этот день должен бы стать переломным в нашей жизни... Или -- или...

Каждый день мы узнавали, путем всяческих дипломатических ухищренiй, новыя свeдeнiя о расположенiи охранных постов кругом лагеря, о деревнях, лeсах, болотах, дорогах, охранe границ, способах погони и пр. и пр. Мы настойчиво анализировали причины неудачи первых двух побeгов и старались предусмотрeть всe мелочи третьяго, ибо он д о л ж е н б ы л б ы т ь у д а ч н ы м.

___

Был конец марта. До побeга оставалось около 4 мeсяцев. Мы кое-как устроились. Брат и Юра работали в УРЧ (Учетно-распредeлительная часть лагеря), а я был завeдующим амбулаторiей. Мы радовались, что есть 427 шансы удержаться вмeстe до момента побeга и расчитывали, что в намeченный день "три мушкетера" (как звали нас в лагерe) спаянной группой рванутся вмeстe к новому мiру...

Но... "человeк предполагает, а ГПУ располагает..." Никому из нас не суждено было бeжать из Подпорожья -- маленькаго села на берегу рeки Свирь.

В один из хмурых, темных вечеров в барак быстро вошел брат и озабоченно сказал:

-- Плохiя новости... Телеграмма получена из Медгоры... Меня и Юру переводят на сeвер...

-- А меня?

-- Да ты вeдь тут к санитарному городку пришит. Незамeнимый... Про тебя ничего нeт... Чорт возьми... Неужели нас разлучат? Пойду еще в Управленiе -попробую там поднажать... А как ты себя чувствуешь?

-- Да так -- согласно всeм законам приступа. Жар за сорок, но неожиданнаго ничего. Хины все равно нeт...

-- Ладно, Бобби. Твое дeло теперь срочно выздоравливать. А я пойду нажимать...

Я лежал в припадкe своей старой хронической малярiи -- дара кавказских путешествiй. Кровь горячими волнами пульсировала в артерiях, голова гудeла от жара, а сердце сжималось от боли и безпомощности.

Неужели нас разлучат?..

В баракe было темно и душно. Далеко в углу горeла небольшая керосиновая лампочка, и около нея, у гудящей печки сидeло нeсколько темных фигур.

Я метался на своей койкe, и в памяти вставали картины прошлаго. Сколько раз уже мнe приходилось разставаться с братом, самым родным и близким мнe человeком, и разставаться без всякой увeренности, что еще доведется увидeться на этом свeтe...

-- Вот, Петербург. 1917 год. Революцiя. Я, молодой студент, уeзжаю на юг в отпуск "во всe города и селенiя Россiйской Имперiи", как значилось в отпускном билетe, а уже чувствуется, что вся страна -- в лихорадкe. И даже наше прощанье на вокзалe проходит под аккомпанимент отдаленных выстрeлов...

-- Кiев. 1919 год. Гражданская война. Я прорвался к брату в гости из Ростова только на нeсколько дней. 428 На Кубани остался старик отец и работа на газетном и молодежном посту. И я закидываю винтовку за плечо и опять ныряю в водоворот событiй.

-- Маленькiй украинскiй городок Ананьев. 1921 год. Случай или чудо помогли нам найти друг друга послe взрывов гражданской войны. Среднiй брат погиб, и мы особенно сильно чувствуем себя связанными общей судьбой. Но по телеграммe Крыма меня арестовывают за скаутскую работу и увозят под конвоем. И опять я махаю шапкой на прощанье и силюсь весело улыбнуться...

-- Одесса. 1923. Послe ряда арестов и года тюрьмы я уeзжаю в Севастополь. Пароход медленно отходит от пристани, и в толпe провожающих массивной глыбой видны плечи дяди Вани...

-- Москва. 1926. Туманное утро. Чекистски автомобиль увозит меня, арестованнаго, на Лубянку, страшную Лубянку... У ворот дома стоит Ирина и Ваня. До свиданья!..

А, может быть, и прощайте?..

-- Еще через пять мeсяцев. Лицо брата прильнуло к рeшеткe Бутырской тюрьмы. Это прощанье перед Соловками... Впереди пять лeт разлуки. Пять лeт совeтской каторги...