-- Для провeтриванья мозгов... Да и что-б не забывать кой-чего!.. Тут у нас есть слабонервный один. Знакомый ваш. -- Крутых!.. Эй, Крутых!..
Из кучки людей вышел Мишка.
-- Есть, товарищ Начальник...
-- Ага, вот футболисты наши... Ха-ха-ха!.. Поразскажь-ка Солоневичу, как это из этого подвала святыя души на крылышках на тот свeт уносятся... Ха-ха-ха... Вона под той стeнкой, гдe мишени будут стоять. Крутых, тут тебe, вот, самая тренировочка будет... С тебя покеда стрeлок и чекист хрeнова-а-атый... Тренировка, бра-тишечка, тренировка самое важнецкое дeло!..
И веселый чекист побeжал дальше.
Но мы ни о чем не разговаривали.
___
Недeли через три-четыре я поздно вечером возвращался к себe домой. В городe было совсeм темно. Окраинныя улицы тонули в грязи, и я с трудом осторожно шел по узеньким деревянным мосткам у покосившихся заборов.
Навстрeчу мнe, пошатываясь, тяжело шлепал по лужам высокiй, коренастый человeк. Видя, что он и на узких досочках троттуара не тверд, я отступил в сторону, чтобы дать ему дорогу.
Что-то бормоча пьяным языком, человeк прошел мимо, но потом внезапно обернулся...
-- Солоневич, ты?
Я узнал Мишку Крутых. Он облапил меня и стал сердечно цeловать, обдавая водочным перегаром.
Я хотeл отвязаться от него и уйти, но Мишка взял меня под руку. 390
-- Да ты не уходи, Солоневич... Не вороти морды... Думаешь -- чекист, сукин сын, ангидрит его перекись марганца... Думаешь -- в крови замаран Мишка... Палач!.. Душегубец!..
Сквозь пьяныя нотки его голоса прозвучала глубокая боль человeческой души.
-- Не плитуй, Солоневич... Погоди. Тута, вот, скамеечка под забором... Посидим... Да ты не смотри, что я пьяный... Потому, брат, и пью, что душа просит.
-- Так ты же раньше не пил, Мишка!
-- Так то раньше!.. -- Голос комсомольца словно взорвался в истерикe. -- Раньше я, брат, человeком был... И думал, человeком и останусь... А вот, братишка, чекистом сдeлали... У меня все изболeло, а они смeются... Гады ползучiе... Помнишь, Мальцев этот?.. Знаешь, как он людей-то разстрeливает?.. Не сразу... А с шуточками, прибауточками, со смeшками... О-о-о-о-о!..
-- И тебя заставили? -- тихо спросил я.
Мишка повернул свое лицо ко мнe, и его широко открытые глаза с каким-то странно пустым выраженiем застыли на мнe. Нeсколько секунд он молчал.
-- Разстрeливал, браток... Заставили... Помнишь, тогда, как "Динамо" в первый раз играло, -- как раз наканунe и пришлось... Оттого-то я играть и не смог... В лежку лежал... Пьяный... Ежели-б не водка -- сам себя порeшил бы... Заставили... Куда дeнешься?.. Комсомолец -- чекист, говорят... Д о л ж о ` н... Вот в том подвалe... С автомобильными фонарями...
Мишка почти бредил. Он впился пальцами в мою руку и говорил, как во снe:
-- Поставили... Высокiй такой, борода, видать, сeдая, сeдая... Спиной стоял он... Руки сзади веревкой связаны и только дрожат, дрожат... А Мальцев смeется: "Ну-ка, Мишенька... сдай крещенiе... По живой человeческой падали первый выстрeл твой... Потеряй невинность свою, Мишенька, а то ненароком и сам туда встанешь"... А остальные смeются. Собрались, как в театр. И наган уже в рукe... Сeдая голова дрожит впереди...
Комсомолец разсказывал эту исторiю с таким реализмом, что я невольно вздрагивал. А он все сильнeе и 391 сильнeе сжимал мою руку и продолжал медленно напряженным голосом:
-- А мальцевскiе глаза так и сверлят, так и жгут... "Плюнь, говорит, в него, Мишенька, пролетарским свинцом!.. Бахни, Мишенька... Ну-ка, согни пальчик!" У-у... Змeя... Не знаю... Убей меня Бог, не знаю, как рука поднялась. Как во снe было. А потом откуда-то голос дошел: "Ничего, ничего, Мишенька! Мы добьем. Спервоначалу оно никогда чисто не выходит. Молодец, паря!" И опять выстрeлы...
Голос комсомольца прервался каким-то судорожным глухим рыданiем. Он схватил себя за голову и пробормотал.
-- У-у-у... Гады! Iуды проклятые! Душу мою искровянили! -- И внезапно сорвавшись со скамейки, он бросился от меня, слeпо шагая по лужам и грязи.
Я остался сидeть, подавленный трагичностью его разсказа и своим безсилiем.
___
Больше Мишу Крутых я никогда не видeл. На мои вопросы о его судьбe динамовцы отмалчивались.
Перековка
"Мы, дeти страшных лeт Россiи,
Забыть не в силах ничего"...
В один из суровых дней, когда мороз был ниже 50 градусов и дышать колющим ледяным воздухом можно было только сквозь шерстяную рукавицу, я встрeтил кiевлянина Ледю. Он был в мeховой шапкe, сапогах из оленьяго мeха, с небритым измученным лицом:
-- Как это вас сюда занесло?
-- Да, вот, из Турухана... Два года там отбыл...
-- Далеко на сeверe?
Читать дальше