Борис Солоневич - Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба совeтской молодежи)

-- Ну, это все понятно... Но почему вам в трудкоммунах скрываться?

Черви-Козырь пристально посмотрeл на меня. При слабом свeтe нашего маленькаго костра я опять замeтил, как его лицо сжалось в какой-то гримасe.

-- Да как... Долги плачу с процентами.

-- Кому это?

-- Да, вот, всeм своим благодeтелям... За все -- за жизнь исковерканную, за чахотку свою, за нос перебитый, за товарищей своих... За все плачу!... Уже есть "революцiонныя заслуги"... Ну, да это не к дeлу. Таких, как я -- с памятью, -- вездe хватает. Помните, может, Митьку с Одессы, безпалаго, который Соловки осeдлал?.. Тоже не забывает. Слухи были, что Новикова он все-таки подстерег... Ну, да вы сами, т. Солоневич, знаете, что с такими не цeлуются... А теперь я, значит, к вам за помощью... Вы там по городу часто ходите, во всe дырки можете влeзть. Достаньте мнe лаку, что артисты употребляют...

-- Ага... -- понял я. -- Бороду приклеить?

-- Ну да... Не впервой. Таким стариком задeлаюсь, что никакой пост ни по чем не догадается... А потом, там за Тайгой,36 на главной магистрали -это уже пустяк. Там в каждом карманe документ есть. Только выбирай...

-- А когда думаете бeжать?

-- Да скоро... Вот, дeльце одно есть... Незаконченное...

36 Желeзнодорожная станцiя.

382

Маленькiй эпизод большой борьбы

Через недeлю послe этого разговора, по случаю какого-то революцiоннаго праздника у нас, в Трудкоммунe, состоялся торжественный митинг. В верхней залe мельницы были собраны коммунары и гости. С рeчами выступали представители всяких организацiй: Горкома, Горисполкома, Наробраза и, конечно, отдeла ГПУ. Говорилось о "перековкe", воспитанiи, исправленiи, о том, что труд в СССР "дeло чести, дeло славы, дeло доблести и геройства". Были призывы "поднять производительность труда", под испытанным руководством дзержинцев-чекистов идти вперед к свeтлому будущему коммунизма, исправлять ошибки "стараго проклятаго прошлаго", ну и прочее.

В едва освeщенном залe сидeло около тысячи безпризорников и воров и по привычкe молчаливо слушало рeчи. Потом жидко спeли "Интернацiонал" и стали расходиться.

Гостей усадили на повозки, и лошади тронулись. Я направился в каптерку посмотрeть на раскладку продуктов на слeдующiй день. Насчет арифметики коммунары были слабы...

Минут через 10 откуда-то донеслись крики. Потом в комнату вбeжал "Баран".

-- Т. Солоневич, идите туда... Убили кого-то...

Невдалекe, у конюшни собралась кучка ребят. Когда я подбeгал к ней, там чиркнула спичка, и до моего слуха донеслись слова:

-- Ага... Одним гадом меньше!...

-- Вот это правильно!

-- Собакe собачья смерть!...

При моем приближенiи нeсколько ребят нырнули в темноту. Остальные разступились, но узнав меня, опять надвинулись тeсной стeной. Внизу на землe лежал и придушенно хрипeл какой-то человeк.

-- Кто это? -- спросил я.

Из кучки коммунаров мрачно и тихо отвeтили:

-- Комендант...

Вдали послышались новые голоса. С электрическими фонариками бeжали охранники. 383

-- Эй, разойдитесь... Кто тут?

Часть безпризорников беззвучно растаяла в темнотe. Остальные отодвинулись, словно отступили за стeну мрака, окружавшую освeщенное фонариками тeло.

-- А это кто?... Ах, это вы, Солоневич!.. Кого тут угробили?

-- Коменданта...

Раздались испуганныя восклицанiя. Двое охранников побeжали к Начальнику Коммуны, старому заслуженному чекисту, получившему этот пост "за выслугу лeт".

С оставшимися двумя мы перевернули коменданта на спину. Он был еще жив. На смертельно блeдном лицe с широко открытыми глазами судорожно пробeгали гримасы боли и злобы. На сжатых губах выступали пузырьки кровавой пeны. В боку торчала рукоятка глубоко всаженнаго финскаго ножа.

Раненый глухо стонал и пытался что-то сказать, но с его губ срывалось только невнятное бормотанiе.

-- Вот, пущай начальник придет, -- тихо сказал охранник. -- Он еще, может, сумeет сказать, кто это его саданул... И наган обрeзали, сволочи...

Я стоял на колeнях около раненаго, и в мозгу со страшной ясностью и быстротой мелькали догадки... Почему-то сразу вспомнилось напряженное, полное ненависти лицо Черви-Козыря, его разсказы о комендантe, его "неоконченное дeльце"... Потом мой взор упал на рукоятку ножа. Нож торчал как раз под седьмым ребром... и в п р а в о й половинe груди. Как раз так мог бы ударить только лeвша...

И в памяти молнiей пронеслась картина, как недавно у стога Черви-Козырь л e в о й рукой зажигал спичку...

Раненый опять забормотал. Охранники освeтили его лицо. Комендант почти беззвучно шевелил губами. Видно было, что он хочет что-то сказать. Порой слоги вырывались почти ясно.