Осень 1930 года застала меня в милой Салтыковкe -- подмосковной мeстности, гдe жил мой брат. Я очутился там проeздом, слeдуя из ссылки в высылку: из Сибири -- в город Орел. Болeе 4 лeт не видался я с родными, и даже сознанiе того, что через нeсколько часов нужно eхать дальше, не омрачало радости встрeчи. Если уж Соловки и Сибирь были в прошлом, -казалось, все худшее -- сзади.
Цeлый вечер разсказывал я о своих приключенiях и переживанiях. Было здeсь и смeшное, и трагичное, и трогательное, и страшное. 396
Брат молча курил папиросу за папиросой и задумчиво качал головой.
-- Ну, и к какому ты выводу пришел послe всего этого? -- неожиданно спросил он меня в концe моих разсказов.
Я не нашелся сразу, что отвeтить.
-- О чем это?
-- Да вот, о совeтской дeйствительности?
-- Да какой же может быть иной, кромe самаго пессимистическаго!
-- Ну, слава Богу -- значит, и твой оптимизм дал, наконец, трещину.
-- Ну, уж сразу и трещину... Оптимизм -- это не политическiй анализ, а, так сказать, точка зрeнiя на мiр. Но, вот, насчет "новой жизни" и соц-строительства -- послeднiя надежды, дeйствительно, ушли безповоротно... Нашей русской молодежи нeт мeста в этой странe.
-- Только вашей, как ты говоришь, непокорной молодежи нeт мeста? А другим -- мирно и сладко живется? Неужели, по твоему, кто-нибудь выиграл во всей этой идiотской исторiи, именуемой пролетарской революцiей?
-- Ну, чекисты, по крайней мeрe, выиграли.
-- Во всяком государствe есть палачи, и им, как правило, сытно живется. И той сволочи, на которой держится совeтская власть и для которой жизнь и слезы человeческiя -- песок под ногами, -- им тоже кое-как живется!.. Относительно, конечно. В старину дворник жил много лучше и, главное, спокойнeе, чeм какой-нибудь нынeшнiй предисполкома... И вот, собралась такая шайка ни перед чeм не останавливающихся людей, связала каждаго взаимной порукой пролитой вмeстe крови и творит эксперименты...
В голосe брата слышалась сдержанная злоба.
-- Так что же, по твоему, перебить эту сволочь?
-- Поздно уже. Надо было раньше... Да не сумeли. Сперва деликатничали, а потом не так взялись за борьбу. А теперь уже поздно -- аппарат власти в их руках. Мы голыми руками ничего не сдeлаем.
-- Так что же: faire bonne mine au mauvais jeu?
-- Ну, это уже к чорту! А выход, по моему мнeнiю 397 простой -- если тебe, как ты сам говоришь, нeт мeста в этой странe, давай уйдем в другую!
-- Драпать за-границу?
-- Ну, конечно... Не гнить же здeсь, безсильно сжимая кулаки, и еще притворяться "энтузiастом соцiалистической стройки"... Вот, возьми -сколько хороших ребят хотeло быть полезными странe... Этак по хорошему. Вот, и скауты, и сокола -- да мало ли кто еще хотeл быть просто русским, просто полезным Россiи. Но вeдь, как ни работай, все равно все это идет на пользу мiровой революцiи и совeтской шайкe... Вот, возьми себя: Сколько ты уже в суммe отсидeл -- годиков с 5? Ну, хорошо -- ты: от тебя запах контр-революцiи за версту слышен. А твои скауты -- эти тысячи молодых голов, арестованных тогда вмeстe с тобой? А тысячи и тысячи других -- там в лагерях?... А на волe -- какое у них будущее -- соцiалистическаго раба?...
Брат нервно закурил новую папиросу.
-- Ты сам должен понимать, Боб, что без тебя бeжать я не мог. А теперь... теперь -- пора.
-- Погоди, погоди, Ваня... Уж очень это все для меня оглушительно. Я, пожалуй, уже даже отвык от широкаго взгляда на жизнь... Вся борьба была направлена на то, как бы словчиться, чтобы хоть сегодня-завтра быть живым и сытым. Дай толком оглядeться, да очухаться. За всe эти годы я видал совeтскую жизнь только с оборотной стороны. Со стороны изнанки. Дай немного посмотрeть на нее и с другой стороны. Вeдь трудно же так молнiеносно рeшать вопрос только с индивидуальной точки зрeнiя...
-- Ну, что-ж... Присмотрись, Боб, присмотрись... -- серьезно отвeтил брат. -- В твоем выводe я увeрен. И рeшай. Пока есть молодость и силы -нужно бeжать. Только там, внe этой тюрьмы, мы, дeйствительно, сможем широко бороться с большевизмом и его ядовитым туманом. А здeсь -- мы на учетe, и на плохом учетe. Помочь мы здeсь уже ничeм не можем. Эта иллюзiя лопнула. Нам в совeтских условiях можно теперь быть либо рабами, либо погонщиками рабов. Третьяго не дано. А мы ни для того, ни для другого не приспособлены... 398
Орел
Маленькiй городок у границы с Украиной. Кругом -- черноземныя поля. К югу эти поля идут до Чернаго моря. Еще недавно, до революцiи, эти поля кормили до сыта не только всю Россiю, но давали хлeб и Европe. Теперь эти поля покрыты рeдкими посeвами, худыми и тощими, поросшими бурьяном. Кое-гдe кучей ржаваго желeза стоят в полe брошенные трактора. Поздней осенью из под снeга сиротливо торчат неубранныя скирды хлeба... А голод держит своими цeпкими руками и город, и деревню.
Читать дальше