Константин Богданов - Право на сон и условные рефлексы - колыбельные песни в советской культуре 1930–1950-х годов

«Колыбельная» Джамбула-Алтайского, как и песня Маимбета-Кузнецова, цветисто сочетает интимную топику с политическим панегириком — не без поэтических находок:

В 1938 году В. Луговской на страницах «Литературной газеты» объявил «Колыбельную песню» «лучшим шедевром Джамбула», ведь именно в этой песне «он с поразительной простотой и нежностью говорит о детях, о Сталине, о нашем будущем» [75]. Мнение Луговского (который и сам на следующий год обратится к «колыбельно-сталинской» тематике в стихотворении «Сон») разделяли многие [76] — в том числе и те, кто слышал ее в исполнении Джамбула на казахском языке [77]. «Колыбельная» читается с концертной сцены, рекомендуется к декламации на праздничных мероприятиях в школах и выпускается на граммофонной пластинке [78].

Еще один шедевр музыкальной культуры предвоенного времени — «Колыбельная» на музыку М. Блантера и слова М. Исаковского, исполнявшаяся лучшими голосами советской эстрады и оперы — Владимиром Нечаевым, Сергеем Лемешевым, Иваном Козловским:

<���…>

<���…>

Военные годы придают колыбельному жанру патриотические черты — мотивы героической защиты и тревожного покоя в условиях хаоса и разрухи. К концу войны складывается нечто вроде жанра «военных колыбельных» — колыбельные В. И. Лебедева-Кумача («Морская колыбельная» на музыку В. Макаровой и Л. Шульгиной [80], и «В метро») [81], Д. Б. Кедрина [82], А. Коваленкова (муз. М. Блантера, на граммофонных пластинках 1944 года ее исполняет Эдита Утесова), «Ленинградская колыбельная» О. Ф. Бергольц (муз. Н. В. Макаровой) [83], колыбельная из «Сказа о солдате» А. Фатьянова (муз. В. П. Соловьева-Седова) [84], «Партизанская колыбельная» Л. С. Первомайского (муз. И. А. Виленского) [85]. В соавторстве поэтов и композиторов медиальное пространство эстрадно-симфонического «убаюкивания» множится колыбельными песнями В. М. Кубанева [86], М. А. Комиссаровой [87], Б. Беляковой (муз. М. Б. Дробнера) [88], И. Л. Переца (муз. М. С. Вайнберга) [89], М. А. Светлова (муз. Д. Д. Шостаковича) [90], A. A. Коваленкова (музыка Я. С. Солодухо) [91], H. H. Сидоренко (муз. В. И. Волкова) [92], А. Я. Яшина (муз. М. О. Грачева) [93], А. Я. Гаюмова (дважды положенная на музыку — З. Л. Компанейцем и А. Аратюняном) [94], К. Л. Лисовского [95], А. Иохелеса (муз. B. C. Косенко) [96], Е. А. Долматовского (муз. Д. Д. Шостаковича) [97], А. Копылова (муз. Н. В. Лысенко) [98], А. И. Машистова (муз. Н. П. Ракова) [99], A. A. Прокофьева (муз. Д. А. Прицкера) [100], Н. Ладухина (муз. A. A. Ильинского) [101], Л. К. Татьяничевой [102], Г. Ходосова (муз. Л. Лядовой) [103]. Расцвет колыбельного жанра наблюдается в эти же годы на родине Сталина, в Грузии [104]. С оглядкой на Джамбула «восточную» традицию колыбельных панегириков Сталину в годы войны продолжил узбекский поэт, прозаик и ученый (в будущем — академик АН УзбСССР) Гафур Гулям:

Переводами колыбельных песен народов СССР занимается Самуил Маршак [106]. Накопленный опыт Маршак использовал и в оригинальном тексте, воспроизводящем уже привычные читателю мотивы и топику:

В 1950 году «Колыбельная» Маршака была опубликована в «Новом мире» (№ 3) и в том же году была исполнена как девятая часть оратории Сергея Прокофьева «На страже мира» (opus 124), за которую композитор, еще недавно хулимый в ряду «антинародных композиторов», перечисленных в февральском постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) 1948 года об опере «Великая дружба» В. Мурадели, получил в 1951 году Сталинскую премию первой степени. Еще одним опытом музыкального переложения «Колыбельной» Маршака стал фортепьянный опус Давида Гершфельда [108].