Лев Минц - Блистательный Химьяр и плиссировка юбок

Поэтому у людей, рожденных в 20-е, 30-е и даже 40-е годы, вполне нейтральные Аркадии и Львы сопровождались отчествами Исаакович, Абрамович, а то и Михул-Ицкович. О наборе этих нейтральных имен мы уже говорили. Почти не встречались Дмитрии, Сергеи, а тем более Вячеславы и Ярославы. Сочетание Николай Кац, Дмитрий Зильбербойм или Вадим Глускер были совершенной экзотикой. Но уже начинали звучать, особенно после войны.

До войны рядом с перебравшимися в большие города и старательно отряхивавшими всякий прах прошлого со своих ног советскими гражданами еврейской национальности существовал еще мир штетлов — местечек Украины и Белоруссии, а после 40-го года — Литвы. Там звучал по-прежнему идиш, там гражданина Качкеса еще звали Велвл, а не Вячеслав. И из каждого штетла кто-нибудь переселялся в большие города. А с ними переселялись и традиционные еврейские имена.

Надо сказать, что охватившая Россию мода на иностранные имена не обошла и причащающихся к культуре евреев. Более того, у них имена — в основном германские — начали приживаться даже немножечко раньше. Еще до революции «внешние имена» зачастую (хотя и не в очень большом количестве) звучали как Генрих, Арнольд и — увы! — Адольф. Проклятое впоследствии, это имя встречалось чаще других в сочетаниях типа Адольф Лазаревич или Исаакович. Трудно сказать, почему именно имена этого происхождения полюбились рвущимся к европейской цивилизации евреям. Вероятно, это был продуманный акт мимикрии. Согласитесь, что если Ярослав Клугер — сочетание диковатое, то та же фамилия, германская по происхождению, вроде бы прекрасно смотрится с именем Арнольд: Арнольд Клугер. Даже доктор Арнольд Клугер. Можете просто так, что вы себе ломаете язык: Арнольд Моисеевич да Арнольд Моисеевич!

Занятно отметить, что русские немцы, освоившиеся уже в России, ставшие православными и русскими патриотами, в то же время предпочитали имена подчеркнуто славянские, этакие Никита Федорович (Фридрихович) фон Бок или Иван Иванович Ванце.

К именам вроде Раймонд, Вальтер, Густав (Густав Конопаткин — нормальное сочетание для русского человека 20–30-х годов рождения) евреи в целом остались равнодушны, как и к Владленам и Сталиленам (попробуйте расшифровать!). Короче говоря, произошло в который раз одно и то же: евреи вроде бы и взяли себе европейские имена «как у всех», но тут же создали «антропонимическое гетто» с ограниченным набором. Особенно почему-то полюбилось имя Эдуард, Эдик. До такой степени, что я знавал стопроцентных арийцев, которым при таком имени приходилось вечно доказывать, что они не евреи. На что им обычно отвечали: «Ну, это мы еще посмотрим, что ты за Едик…» А вот к простодушному борцу с евреями генералу Макашову придирались зря: у евреев Альберт нечасто встречается. У православных — куда чаще. Так что вовсе не врал Альберт Михайлович: он чисто русский.

И все же никак не могу понять, чем руководствовались родители, давая рожденному в 1937 году мальчику имя Адольф. Или в глухом биробиджанском колхозе не было радио, и они ничего не слышали о старшем тезке своего сына, уже крепко набравшем силу в Германии…

Мой сосед, по паспорту Яков Срульевич, не любил это отчество, но скорее всего только из-за неприятного созвучия с русским словом. Поэтому в миру он звался Яковом Израилевичем. И сына его звали Марик — все чин чином. И уж тем более не был Яков Израилевич — прошу извинить за неуклюжесть выражения! — Иваном, Не Помнящим Родства. Я встретил его, когда он стал дедушкой и катил детскую коляску. Я спросил: «Кто?» Яков Израилевич гордо ответил: «А ид!» В данном случае имелось в виду «мальчик». «Ви руфт зих а ид? — спросил я. — Как зовут парня?», ожидая услышать нечто если не библейское, то хотя бы местечковое. И чуть не сел, услышав гордый ответ: «Ростислав!» Не могу передать на письме рокотание этого заглавного «Р»…

Впрочем, примерно в то же время — лет 25 тому назад — стало встречаться и другое. Как-то моя матушка, придя домой, поделилась со мной свежим впечатлением. Она встретила соседскую девочку Лену, выросшую на ее глазах. Лена гуляла с младенцем в розовом одеяле. «Как зовут дочку?» — спросила моя матушка. «Геула», — отвечала Лена. Мать спрашивала меня, что я думаю, почему дали такое красивое и такое нерусское имя? Я высказал предположение, и оно оправдалось, когда нас позвали «на отвал»…

Ибо массовая алия также сказалась на наборе имен.

Но мы долго задержались на именах русских евреев-ашкеназим. А нам есть смысл поговорить о том, что происходило в этой сфере у горских, бухарских и грузинских евреев, а также у тех крымчаков, кому удалось уцелеть.