Михаил Гефтер - Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством

Ельцин будто медлил — он нуждался, чтобы его подталкивали, подстрекали на крайние действия. Инициатива Церкви стала ему помехой. В условиях, когда ничего содержательно-примиряющего, хотя бы отдаленно напоминающего инициативу, не было вне этих двух сил — и заведомо не было внутри них, — развязка могла стать только той, что произошла. С бóльшим кровопролитием или меньшим. Но даже если допустить, что подстрекательство к первому убийству было несценарно, случайно, и что с какого-то момента уже не было иного решения, чем применение силы, — способ применения силы и заметание следов ее применения перечеркивает все оправдания власти. Есть моменты в человеческой жизни, когда оправдания запрещены.

— Даже если в намерениях содержалась военная или политическая необходимость?

— Это кумулятивный снаряд содержал? Или мозг, разбросанный по стенам?

Одного сокрытия неопознанных трупов среди «неучтенных прахов» довольно, чтоб вымарать все благие намерения. Произошла схватка двух однояйцевых близнецов, где один пожрал другого. Не стало фундаментальной разницы между сторонами. Отсюда ожесточение, кровь, отсюда крик «Брать Москву!» и команда стрелять на уничтожение.

Это еще и аннигиляция демократов, их политическое самоубийство. Демократы своим дезертирством сделали Верховный Совет одновариантным — одна одновариантность была дополнена другой. Они ушли из парламента, махнув на него рукой, многие перепродались или стали равнодушны ко всему, что происходит. Само слово «демократия» теперь останется опозоренным, пока его не переосмыслят. Употреблять его в институциональном смысле, связывать с процедурами (которые существенны, но лишь при нормальном ходе вещей) после происшедшего кощунственно. И за это всем еще придется расплатиться. Избирательная кампания, в которой такие вещи выпали из центра внимания и дебатов, несвободна , если бы даже соблюдались все юридические нормы. Впрочем, их и не соблюдают.

Вопрос о демократии в России теперь стоит не как вопрос соблюдения публичных норм. Вопрос о демократии теперь для меня вопрос об отстаивании коренных условий существования человека среди людей. Это легче выразить на языке, внятном верующему, и трудней на языке, принятом у светских людей.

— Иллюзией десталинизации было — из советской несвободы, насильственной и полудобровольной, перейти прямо к свободному существованию — мы и провалились в пустоту. Этот провал в условиях семантической разрухи высвободил стихию самоосуществления убийством. В таких конвульсивных формах идет устранение самого страшного, что было в сталинском режиме, который с успехом усреднял советских людей. Нивелировал, унифицировал их. Сейчас усредненность разрушается. И появляется новый тип: неусредненный человек, брошенный в ситуацию хронически неустроенной жизни. Он не знает, что завтра скажет, за кого проголосует, как он поступит.

Эта фаза критична. В этот момент выявляется отсутствие демократических сил, которые могли помочь удержаться от срыва в самоосуществление убийством. В России подымается страх быть нечаянно зарезанным, застреленным при разборке на улице. И новая угроза — желание найти человека сильной руки. Соблазн, который работает. Проблема осложнилась составом России в ее новом облике — более явственном после отпадения Украины и азиатских частей бывшего Союза. Российское государственное пространство впервые стало евро-азийским буквально, с акцентом на азиатские составляющие. Мы обнаружили, что европейская Россия — придаток к азиатской, а азиатская Россия — предполярная и заполярная страна. Совершенно новое представление об условиях идентичности.

Мы на мировом рынке не можем предложить ничего, кроме неплохих боевых самолетов, еще кой-чего военного да нефти-газа. И к нам явилось искушение. С одной стороны, искушение торговать оружием и сырьем. А с другой стороны, торговать своей опасностью. Мы заявляем: раз мы опасны — платите! Не хотите, чтоб мы были опасны? Платите! Не хотите Жириновского? Раз не хотите, платите, господа! Если б не было Жириновского, его на до было б придумать. Жириновский-Ельцин, их крепкая пара — новый генератор фашизоидности.

— Фиаско практикующего коммунизма и начало выхода из холодной войны при их совмещении создают сложную картину с вытекающими из нее политическими трудностями. Речь идет о ядерной державе — победительнице во Второй мировой войне, способной уничтожить жизнь на Земле. По крайней мере, высшие формы жизни. Все это необыкновенно ново. Глобальный контекст доминирует, а переход к внутренней политике, наоборот, осложнен. Происходит, пока еще в ранней фазе, не сведенное в идеологию — опрокидывание глобальности во внутреннюю политику с вытекающей перегрузкой.