Борис Викторов - Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора

Мы к этому времени имели в своем «портфеле» много жалоб. Содержание некоторых хочу привести.

«Я честно воевал, — писал один из осужденных, — и не моя вина, что попал в плен. Таких, как я, в безвыходном положении, фашисты захватили тысячи. Невозможно передать пережитое в плену.

Какие-то «добровольцы» ходили по лагерям военнопленных и записывали в РОА. Служить в РОА не хотел и не служил, а в их списках остался. Вернулся из плена домой — из фашистского лагеря попал в свой. За что?.. Уполномоченному «Смерш» надо было показать свою работу?.. Какой я враг? Какой изменник? Разберитесь. Снимите с меня пятно предателя».

Были жалобы и другого рода:

«Из плена бежать не удалось. Находясь в лагере, избирался или назначался старостой, бригадиром, а кто знал немецкий язык, — привлекался в качестве переводчика».

Некоторые признавались в своих жалобах, что, выполняя так называемые административные обязанности, допускали рукоприкладство в отношении товарищей по плену, но делали это исключительно в отношении нарушителей дисциплины и правил общежития. Подобные меры, по их утверждению, находили одобрение со стороны всех военнопленных, живущих в бараке. Изменниками Родины себя не считают и просят снять с них это позорное клеймо.

Из других жалоб мы узнавали о подвигах.

Летчик-офицер Михаил Гаврилович Мартыщенкос первых дней войны воевал в Балтийском небе. О том, как воевал, мы узнали из фронтовой газеты-листовки, приложенной к жалобе. Фронтовой корреспондент писал: «Офицер Мартыщенко — его имя служит символом бесстрашия и самопожертвования во имя Родины, человек железной воли и недюжинного мужества, суровый боец и большой жизнелюб, весельчак и балагур. Один из тех, кого называют «Балтийские соколы».

В жалобе М. Г. Мартыщенко написал следующее:

«25 июля 1941 г., измученный бессонницей, шестой раз за день сел в самолет и повел группу «мигов» на задание. Когда возвращались, слева из-за облаков вынырнули «юнкерсы». Принял решение атаковать их. Один бомбардировщик задымил, другой стал уходить. Вдруг перед глазами задрожали и расплылись приборы. По лицу потекла кровь. Почувствовал острую боль в ноге. Понял, это — осколки зенитного снаряда. А «юнкере» уходил со своим смертельным грузом, чтобы снова бомбить наши города. Выход один — таранить немедленно. Бомбардировщик взорвался, но и мой самолет камнем стал падать вниз, мотор заглох. У самой земли выровнял самолет, увидел зеленое картофельное поле. Посадил самолет на «брюхо». Хотел выбраться из горящей машины, но не смог. Немцы тотчас открыли по самолету шквальный минометный огонь! Меня не убили, но пламя сбили. Затем случилось самое страшное в моей жизни…

Что такое плен — описывать подробно не буду. Ограничусь одной достоверной фразой: «Кто в плену не был — тот горя не знает».

Долго готовились бежать, все не удавалось, спустя некоторое время побег закончился успешно. Вышел к своим и снова стал летать. Но пришел вызов в Москву за новым назначением.

Новым назначением оказались тюрьма и обвинение в чудовищном преступлении — измена Родине.

Состоялся скорый суд, и я снова оказался в лагере, но теперь в «нашенском».

Окончательно добила жена. В ответ на письмо получил шесть разящих слов:

«Женой изменника Родины быть не хочу».

«Изменник Родины» — какие это мучительно тяжкие слова для ни в чем не повинного человека. Но на Советскую власть я не в обиде. Убежден — не она, не моя родная партия совершили эту несправедливость».

М. Г. Мартыщенко после нашей проверки был полностью реабилитирован.

В дальнейшем расскажу о других патриотических поступках наших воинов в фашистском плену, о настоящих героях, чьи имена были длительное время преданы забвению, пока не восторжествовала справедливость и не были отброшены необоснованные подозрительность и предвзятость по отношению ко всем, кто попал в плен или оказался на оккупированной территории.

Вытекающее из приведенного Указа признание на государственном уровне того факта, что иногда в сотрудничестве с оккупантами некоторые наши люди вступали из-за малодушия и несознательности и что в плену совершались подвиги, было определенным ориентиром для нашего правильного суждения и подхода к принятию решений по подобного рода жалобам и делам.

Разоблачение культа Сталина. 14–25 февраля 1956 г. состоялся XX съезд КПСС.

По инициативе Романа Андреевича Руденко я оказался в числе приглашенных на съезд. Это было глубоко впечатляющее, незабываемое событие в моей жизни. Я впервые оказался на территории Кремля, в Большом Свердловском зале. Имел возможность полюбоваться великолепием исторических палат и соборов. Кремль для всенародного посещения еще не был открыт… В конце работы съезда выступил Никита Сергеевич Хрущев. Его доклад о злоупотреблениях Сталина произвел большое впечатление. Еще свежа была в памяти всенародная скорбь. Прощаясь со Сталиным, многие искренне плакали. Все хорошо знали, помнили лозунг: «За Родину, за Сталина». С этими словами шли в бой и погибали. С его именем связывали все предшествующие достижения — Турксиб, Днепрогэс, Магнитка, коллективизация и др. Что произошло в 1936–1937 годы и почему, многие не могли объяснить. Слышали: были в НКВД изверги Ежов и Берия, но им ничего не простили, покарали. О какой-либо конкретной виновности во всем этом самого Сталина никто открыто не говорил.