Борис Викторов: Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора

На второй день меня допрашивал Кобулов. Он сразу же объявил, что арестованы отец, мать вместе с моим ребенком. «Вы должны спасти и их, и себя. А для этого нужно, чтобы вы дали показания на Косарева».

Я ответила, что ничего плохого сказать о Косареве не могу. Тогда Кобулов пустился в рассуждения о том, что НКВД готовит «Молодежный процесс», и на этом процессе я должна выступить с разоблачительными показаниями.

Возмутившись, я ответила: «Таких показаний вы от меня не получите».

Последовала серия непрерывных допросов, по 50–60 часов. Менялись следователи, а я все эти часы стояла и не имела права присесть, да и не на что было. Во время этих допросов я лишалась пищи и сна.

Никаких протоколов об этих допросах не составлялось, поскольку желаемых показаний я не давала.

Во время этих допросов в кабинет заходил Кобулов и неизменно спрашивал:

— Что? Не дает?.. Продолжайте.

Следователь Морозов мне объявил: «Отправим вас в Лефортовскую тюрьму. Там-то вы у нас заговорите». Вскоре меня перевели в Лефортовскую тюрьму и подсадили ко мне в камеру какую-то даму, которая назвалась Лизой Райф. В разговоре она внушала мне, что сидит за какой-то материал, обнаруженный у нее и компрометирующий Поскребышева, и что только признанием она добилась облегчения в условиях ее содержания под следствием.

И, действительно, если я была измученной, то она выглядела хорошо, курила дорогие папиросы, получала передачи. Когда же меня перевели в другую одиночную камеру, стены которой специально были обрызганы кровью, я из какого-то вмонтированного в стену репродуктора периодически слышала рассказ о том, что в Сухановской тюрьме есть электрический стул и что туда отправляют упорно сопротивляющихся. Когда все это на меня не подействовало, тогда стали бить.

Вопрос: Кто конкретно Вас избивал?

Ответ: В Лефортовской тюрьме меня избивали Кобулов, Морозов, Шварцман, Козлов и другие. Били резиновой дубинкой. Давали карандаш, били, останавливались, требовали: «Садись, пиши». Я не садилась. Продолжали бить…

В феврале 1939 года меня вызвали Морозов и Козлов и объявили: «Руководством принято решение вас расстрелять как неразоружившегося врага». Поставили к стене. Когда я стояла у стены, то сказала: «Стреляйте… Ну, что не стреляете?»

На это они ответили: «Ничего… В следующий раз расстреляем».

Показания записаны с моих слов правильно и мною лично прочитаны.

Подпись: В. Пикина.

Допросил подполковник юстиции Савичев».

Я поинтересовался у Савичева, как выглядит Валентина Федоровна, каково ее настроение.

— Мне трудно сравнивать, — сказал Савичев, — какой она была до ареста и какой стала. Несомненно, изменилась. Ведь 16 лет провела в лагере и в ссылке, вдали от родных мест, от сына. Рассказала, как она пыталась через нас, через прокуратуру, пробить брешь в стене. После осуждения отправила несколько жалоб Генеральному прокурору СССР Вышинскому. Ни одного ответа не получила. Как только умер Сталин, в тот же день написала письмо в ЦК. Хотя знала, что Берия оставался у власти, написала обо всем так же, как рассказала на этом допросе. В заключение Валентина Федоровна сказала: «Представьте себе, у меня никогда не исчезала надежда, что рано или поздно тираны за все ответят. Кажется, дожила до этого».

Все, что я узнал из прочитанного протокола допроса Валентины Федоровны Пикиной и из той информации, которую получил от своего помощника Савичева, до глубины души тронуло меня.

Ведь я был в числе тех тысяч комсомольцев, которые на проходящих тогда комсомольских собраниях единодушно выражали одобрение по поводу разоблачения пробравшихся к руководству врагов народа Косарева, Пикиной и других.

Вспомнилось, какое страшное обвинение было предъявлено руководству ЦК комсомола: «пытались оторвать комсомол от партии». Говорилось и о том, что вожаки комсомола двурушничали, принимали решение о борьбе с проникшими в комсомол врагами народа и в то же время покровительствовали им. И только благодаря принципиальной комсомолке Мишаковой их удалось разоблачить.

Вот что означало в те времена полное неведение о действительном, отсутствие возможности защищаться от нелепых обвинений.

Слабым утешением было то, что Валентина Федоровна Пикина осталась жива и что наступает время спросить с тех, кто творил этот беспрецедентный произвол. Досада оставалась. Пока из Сибири возвращались лишь уголовники.

На июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС было принято постановление «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». Он и его соучастники в преступлениях были арестованы. Преданы гласности факты фальсификации дела на «врачей-убийц», они освобождены из-под стражи, а тысячи отправленных на вечное поселение невиновных людей продолжали оставаться в местах проживания, определенных органами НКВД. В таком положении в апреле 1954 года находилась и Валентина Федоровна Пикина. Помочь ей мы не могли. Лишь в мае 1954 года стали пересматриваться решения на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находившихся в ссылке на поселении.