Пер Рудлинг - ОУН и УПА - исследования о создании исторических мифов. Сборник статей

«Неясности должны ждать, пока твердо устоявшаяся личность пройдет свое развитие на основании положительных идентификаций. Кроме того, выбор ребенка основывается не столько в сравнении хорошего и плохого, а сколько в сравнении кто ему нравится, а кто — нет. Чем более простой и хороший характер — тем легче ребенку идентифицировать себя и хорошим и отказаться от всего плохого» [320] Ibid., 9–10. .

В своем знаменитом исследовании «Дедушка не был нацистом» Харальд Велзер, Сабина Мюллер, и Каролина Шугналл выделили трудности многих немцев, касающиеся роли членов их семей в Третьем Рейхе. Поколения выросли и социализировались в Федеральной Республике, хорошо осведомлены о преступлениях нацистской Германии, склонны видеть в нацистах «других» немцев и дезавуировать свои ассоциации своих прародителей с национал-социализмом. Авторы показывают, что «нет фрагментов Холокоста в воспоминаниях немецких семей» [321] Harald Welzer, Sabine Moller, and Karoline Tschuggnall, “Opa war kein Nazi”:Nationalsozialismusnund Holocuast im Familiengedächtnis (Frankfurt am Main: Fischer Taschenbuch Verlag, 2002), 210. , и что «следующим поколениям строить прошлое, в котором их родственники будут выступать в роли непричастных к преступлениям» [322] Ibid., 207. . Параллели с памятью украинской диаспорой ОУН и Холокоста поразительны. Та часть украинской диаспоры, которая проживала в основном в Северной Америке и возвратилась в Украину после 1991 года, отрицает не только фашизм ОУН и антисемитизм, она отрицает сами преступления, представляя виновных как спасателей евреев. Факты на основе исторического анализа отвергаются и заменяются удобными и политически целесообразными мифами прошлого. Наблюдение Велзера, Мюллер и Шугналл показывают, что «эмоциональный процесс воспроизведения в памяти — это не то же самое, что опираться на факты при изучении прошлого и обладать нужными сведениями» — также относится и к идеологии украинской диаспоры и легитимизированных Виктором Ющенко историков [323] Ibid., 209. .

Существуют две взаимосвязанные группы сочинителей мифов. Первая группа состоит из прямых преемников фашистов: авторитарные националисты и неофашисты, которые разделяют принципы философии ОУН — авторитаризма, культа лидера и антисемитизма. По иронии судьбы, филосемитские легитимизированные повествования возникла в этой группе в качестве побочного продукта, из-за проделанных усилий, направленных на то, чтобы скрыть антиеврейское насилие ОУН и УПА, и чтобы скрыть фашистскую деятельность организации. Вторая группа состоит из политиков, пропагандистов и ученых, которые называют себя демократами по самоопределению и отмечают фашистскую деятельность ОУН, отрицая ее фашизм в целом. фактически неправильная версия прошлом организации. Обе группы выбрали те части наследия, которые они считают подходящими. Они затушевывают, занижают, отрицают или легитимизируют массовые убийства ОУН-УПА. При Ющенко эти филосемитские националистические повествования были возведены на уровень официальной политики, и происходило государственное финансирование этого мифотворчества. В то время как идеология этих двух групп различается, они часто работали в тандеме, деятельность одной группы составляла фундамент для деятельности другой. Обе группы были апологетами фашистской традиции. Ни одна из них призналась, что ОУН совершала преступления, не говоря о том, что ни одна группа не осудила ОУН.

В то время как мифы, окружающие ОУН-УПА являются продуктами воображения диаспоры, они распространялись преемниками украинского КГБ. Вдохновения для Ющенко в создании Института национальной памяти поступало из современной Польши, но ее институты мифотворчества и управления памятью напоминают старую советскую пропаганду. Сказочные сценарии, придуманные органами государственной власти, приходят, как ни парадоксально, с претензиями на истину и объективность. Здесь находится парадокс мифотворчества: отборные, пропагандистские и назидательно патриотические мифы не представлены как таковые, а, наоборот, как более «истинный» и «правильный» вариант украинской истории [324] Peter Niedermüller, “Der Mythos der Gemeinschaft: Geschichte, Gedächtnis und Politik im heutigen Osteuropa,” in Andrea Corbea Hoise, Rudolf Jaworski, and Monika Sommer, eds., Umbruch im östlichen Europa: Die nationale Wende und das kollektive Gedächtnis (Innsbruck: Studien Verlag, 2004), 11–26. . Распространение вводящей в заблуждение пропаганды и даже подделок во имя «исторической правды» и «объективности» раскрывают советские черты и нормы, а также отражает комментарии Сталина от 1931 г. о том, что главное в написании истории не источники, а, скорее, «правильный подход» [325] Gudrun Persson, “On the Meaning of the Tristesse and the Lie,” Baltic Worlds 3, no. 2 (June 2010): 16, citing Andrei Zubov, Istoriia Rossii: XX vek, 1894–1939 (Moscow: Astrel, 2009), 933. . Советский характер этих неуклюжих историй и упрощенных мифов находит свое отражение не только в их манихейской простоте, белых пятнах, пропущенных отрывках и в запретах [326] Dmytrii Rybakov, “Marko Tsarynnyk: Istorychna napivpravda hirsha za odvertu brekhniu”; LB.ua, November 5, 2009. http://society.lb.ua/life/2009/11/05/13147_Marko_TSarinnik_Istorichna_napivp. html (Accessed Nov. 6, 2009); Himka, “True and False Lessons; Vasyl’ Rasevych, “Zamknute kolo ‘spetsial’noi’ ukrainskoi istorii,” Zaxid.net, September 13, 2010: http://zaxid.net/article/74357 (accessed September 16, 2010). , но и в попытках Ющенко объединять его мифотворчество с легальной репрессией тех, кто ставит под сомнение официальную линию повествования [327] In April 2007, President Yushchenko submitted to the Verkhovna Rada a draft law against Holodomor denial, which, had the law passed, would criminalize denial of the genocidal character of the famine of 1932–1933. The Day Weekly Digest (Kyiv), no. 11, April 3, 2007; Ilya Khineiko, “Russian Duma’s Discussion of Second World War Revisionism in the Near Abroad States,” Current Politics in Ukraine, June 23, 2009: http://ukraineanalysis.wordpress.com/ [CIUS Stasiuk Program Blog] (accessed October 2, 2009). As there is no consensus whether the famine was an act of genocide, this would, technically, have made a number of senior scholars and academics, including Mark B. Tauger, R. W. Davis, Stephen G. Wheatcroft, Michael Ellman, Lynne Viola, Moshe Lewin, even Robert Conquest — who remains ambivalent on the — liable for jail time in Ukraine. On the assessment of the famine as genocide, see Marples, Heroes and Villains, 72, 313, n. 1. .