Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания

Была у закадычной троицы заветная мечта: отправиться в Америку. Но каждый из друзей по-своему познавал эту страну.

Ворон читал в подлиннике Уолта Уитмена, Эдгара По, Джеймса, Турже, Крейна.

А не знающий английского языка Бристоль увлекался переведенными на русский романами Фенимора Купера, Брета Гарта, Джека Лондона. Что же касается Чумелого, то он вообще не любил читать, зато с удовольствием слушал рассказы приятелей о таинственной заокеанской стране.

«Даешь Америку!»

Может, мечта криминальной троицы осталась бы неисполнимой, но однажды Ворон снова ввязался в спор. Схлестнулся он в булдыре «Шторми, море» со старым шнеерзоном Монечкой.

— Вам спорить со мной, Монечка, — заявил Серега, — все равно, что выдавать себя за честного, законопослушного шопенфиллера. В подобное ваше фуфло могла поверить только мадам Папаяни, и то лишь в первую неделю своего проживания в Одессе.

Несмотря на такие обидные слова, сбытчик фальшивых драгоценностей — шнеерзон Монечка, любивший выдавать себя за солидного ювелира, все же предложил Ворону пари на большую сумму денег.

А спор в «Шторми, море» начался с заявления Сереги, что при желании он сможет продать фраерам и Одесскую обсерваторию, и Потемкинскую лестницу, и даже статую Свободы в Нью-Йорке.

Против обсерватории и лестницы у опытного шнеерзона возражений не было. Но заокеанская статуя почему-то взорвала его.

— Вы меня разочаровали, Ворон, — заявил он. — Я думал, вы интеллигентный юноша. У меня теперь складывается впечатление, что вы в детстве не поедали пытливым взором труды Вольтера, Гегеля, Канта, не играли в оркестре незабвенного Химы Брудеровского, а привязывали к хвостам собак пустые бутылки и писали неприличные слова на заборе дачи мадам Костанелли. В ваших глазах пылает чисто босяцкий задор. Ставлю свой тузовый перстенек. Сами видите — не фуфло, за него можно весь Лонжерон скупить… Толкнете статую Свободы, хоть за доллар, хоть за миллион, — он ваш.

Ворон тоже не обиделся на слова старого шнеерзона.

— Месье Монечка, не мните шелка, не прессуйте атмосфэру, я принимаю ваш вызов, — гордо ответил Серега. — Если через три месяца я не продам нью-йоркскую исполиншу, два моих дома — на Приморском и на Биржевой — ваши. Кроме того, без всяких последствий вы получите право показать мне прилюдно, на Дерибасовской, язык и трижды плюнуть в мою сторону. Короче, даешь Америку!

Ударили по рукам.

— Ворон, ты, конечно, влез в бешик, не посоветовавшись со мной. Но я заявляю без мари и зыби — еду с тобой! — тут же решил Бристоль.

— Даешь Америку! — поддержал Чумелый. — Куда ж я без вас…

Проводы

Мысленно с ними прощалась вся Одесса. Но, расставаясь с Вороном, Бристолем и Чумелым, народ размышлял об этом событии по-разному.

— И нашо им тот Нью-Йорк с его каменной теткой? — недоумевали одесские торговки, биндюжники, рыбаки и уркаганы.

— Может, больше фарту будет им там, а нам — здесь? — рассуждали блатные.

— Слава богу, хоть на троих станет меньше в городе, — с облегчением думали служители Фемиды.

— Потускнеет без них Одесса, — вздыхали проститутки. А приятелям они заявили:

— Толкнете каменную тетку в Нью-Йорке, — вся панель Одессы будет вас целый год обслуживать бесплатно.

Никто особо не отговаривал Ворона, Бристоля и Чумелого отправляться за океан. Многие одесситы передавали им рекомендательные письма и записки своим родственникам и землякам, обосновавшимся в Нью-Йорке.

Конечно, кое-кто судачил за спинами друзей: отправляться в такую даль, чтобы продать какую-то статую — пусть даже весьма дорогую — это же безумие! Такое могло прийти в голову только самым бесшабашным одесским пацанам!

Недоумевали и три старых рыбака. Отец Ворона Сидор Нестеренко в который раз задавал друзьям один и тот же вопрос:

— И шо, в той нью-йоркщине барабулька слаще?

— Ох, чую, нарвутся наши пацаны за океаном либо на пули местных очубеков или заимеют браслеты, — вторил другу отец Очумелого Иван Недоленко.

— Мало драли пацанов в свое время. От того — вольнодумство и легкие на приключения задницы, — рассуждал отец Бристоля Рувим Ниппельбаум.

Чем еще они будут заниматься в Нью-Йорке? На этот вопрос Ворон, Бристоль и Чумелый отвечали неопределенно:

— Завоевывать место под американским солнцем — теснить американскую братву. Прибудем в Нью-Йорк, осмотримся, а там видно будет…

А со старым шнеерзоном разговор напоследок состоялся вполне деловой.