Константин Станюкович: Два брата

Есть на свете люди, перед ясным взглядом которых словно вы чувствуете себя виноватым, слабым духом и ничтожным. Есть люди, перед которыми даже наглое бесстыдство невольно опускает глаза, как бы чувствуя робость. Это те поседевшие рыцари духа, те могучие, хотя и надтреснутые дубы человечества, которых природа бросает в мир как будто бы для того, чтобы человек не изверился в человека.

Таких стариков напоминал и старик, сидевший на крыльце и пристально всматривавшийся на дорогу.

- Пора идти, Иван Андреевич! - раздался из комнаты приятный и мягкий, несколько взволнованный женский голос.

И вслед за тем на крыльцо торопливо вошла пожилая, среднего роста женщина, загорелая блондинка, крепкого, здорового сложения, с приятными и мягкими чертами лица, сохранившего еще следы прежней красоты. Но главным украшением этого лица были глаза - большие, светлые, серые глаза, светившиеся кротким выражением. Под мягкими лучами взгляда этих кротких глаз точно становилось теплей на душе, - так много было в них нежной любви и какого-то симпатичного добродушия. Достаточно было взглянуть в эти глаза, чтоб сразу отгадать кроткое, привязчивое, доверчивое создание - одну из тех женских натур, для которых главный смысл жизни заключается в привязанности и самоотвержении, а счастие - в счастии любимых людей.

Марья Степановна - так звали жену Вязникова - держала в руках шляпу и палку мужа и, подавая их, снова повторила:

- Пора, пора, Иван Андреевич! Коля скоро должен быть.

Счастливая улыбка сияла на лице матери. Необыкновенной нежностью звучало в ее устах имя сына.

- Идем!.. Приедет ли только Коля сегодня? - обронил Иван Андреевич, подымаясь с лавки.

- Сегодня приедет, непременно приедет. Увидишь!.. Вчера не приехал верно, в Москве что-нибудь задержало.

Муж и жена вышли за ограду, отделявшую усадьбу от поля, и повернули по узкой черной полосе проселка, пролегавшего между зеленью хлебов, встречать старшего сына, которого третий день как ждали из Петербурга.

Они шли под руку скорыми шагами, пристально всматриваясь в даль дороги. Оба молчали. Каждый из них думал о сыне.

- А Вася где? - спохватился Иван Андреевич, останавливаясь.

- Вася с утра куда-то ушел.

- И, по своему обыкновению, не сказал куда? - усмехнулся отец.

- Ты ведь знаешь, он не любит, когда его спрашивают. Верно, к Лаврентьеву в Починки. Они приятели. А то у кого-нибудь из мужиков в деревне.

- Разве он не знает, что Коля обещал быть вечером?

- Знает. Он сказал, что придет встретить.

- Сказал?

- Да.

- Ну, если сказал, так придет! - уверенно заметил Иван Андреевич.

И Вязниковы пошли далее.

- Странный мальчик! - как бы в раздумье проговорил Вязников.

- Это ты про Васю?

- А то про кого же? Коля человек как человек.

- А что же в Васе-то странного? Душа-то какая добрая, а если немного дик - что ж тут особенного?

- Ты напрасно заступаешься! - улыбнулся Иван Андреевич. - Малый-то он добрый и честный, я знаю не хуже тебя, но это не мешает ему быть странным. Совсем он у нас за год омужичился и одичал. Робинзоном каким-то стал. Знаешь, за каким делом я его вчера на лугу утром застал? За косьбой! Коса его не слушается, а он-то старается, он-то старается. Пот градом катится с его лица, видно устал. Здоровье у него не то, что у Коли. Увидал Вася меня, вспыхнул весь и оправдывается: "Я, говорит, еще учусь. Увидишь, как через неделю косить буду". Чудак! Ему в академию надо готовиться, а он точно собирается в мужики!

- Он это так, быть может для моциона! - заступилась Марья Степановна.

- Ты думаешь, для моциона? - с едва заметной усмешкой проронил Иван Андреевич.

Он замолчал и пристально вглядывался на дорогу. Начало смеркаться. Вязников взглянул на часы и покачал головой.

- Пора бы Коле приехать. Поезд уж час тому назад пришел. От станции всего десять верст.

В это время из-за перелеска, тянувшегося вдоль дороги, вышел длинный, неуклюжий, худощавый юноша в блузе, высоких сапогах и маленьком картузе на большой кудрявой голове. Он запыхался от скорой ходьбы и обтирал пот с бледного, болезненного, задумчивого лица.

- Откуда ты, Вася, усталый такой? - спросил Иван Андреевич.

- Спешил не опоздать. От Лаврентьева, папа. В лес ходили. Пилка там...

- Уж не пилил ли и ты?

- Пилил! - ответил, краснея, юноша.

- Вредно тебе, Вася, - вставила мать. - Опять грудь заболит!

- Не заболит, мама, не бойтесь. А Коля, видно, не приехал, - прибавил он.

- Не опоздал ли поезд?

- Сбегать узнать, мама? - вызвался юноша.