Александр Чудинов - Жильбер Ромм и Павел Строганов. История необычного союза

В письме тому же адресату от 14/25 января 1790 г. Ромм на конкретных примерах показывал, сколь благотворно, по его мнению, влияет революция на общественную мораль:

Я должен сообщить Вам об одном имевшем здесь место благородном поступке, свидетельствующем о том, что Революция определяет также и состояние нравов. Двое молодых людей занимались подделкой ценных бумаг и были арестованы. Прошел суд, их приговорили к повешению. Вы знаете, что в силу предрассудка проступок одного человека ложился пятном на всю его семью, из-за чего одинаково опозоренными оказывались и виновный в содеянном, и добродетельный человек, имевший несчастье приходиться ему родственником. Ни добродетели, ни прежние заслуги, ни личные способности, ни повышенная осмотрительность – ничто не спасало от преследования со стороны общественного мнения, для которого наказание одного навлекало пожизненное бесчестие на многих.

Теперь Закон провозгласил, что отныне родственники человека, коего покарало правосудие, могут по-прежнему занимать любые гражданские и военные должности и что поскольку вина в преступлении ложится только на того, кто его совершил, то и наказание распространяется исключительно на него же. Было бы недостаточно, если бы Закон только порицал этот предрассудок общественного мнения, гораздо более важно, чтобы Закон обязывал бороться против самого варварского обычая. Пример этому подал один из офицеров. Он снял с себя эполеты, надел их на молодого человека, приходившегося родственником преступнику, и представил его администрации дистрикта со словами: «Я подаю в отставку – вот тот, кто меня заменит». Дядя одного из осужденных был избран председателем администрации дистрикта, а еще одного из родственников произвели в капитаны гренадеров. Столь восхитительное проявление великодушия и справедливости дало повод для военной церемонии, на которой это решение было публично утверждено перед строем батальона, что превратило поступок нескольких человек в дело всех добрых граждан. Главнокомандующий обнял этих добродетельных родственников осужденных, защищая тем самым от сурового отношения к ним общественного мнения. Закончилась церемония подобающей обстоятельствам речью и мессой. Так закон, воинская честь, гражданский долг и религия объединились, дабы победить чудовищное заблуждение. Отчет о происшедшем опубликован и разослан во все муниципалитеты Королевства [715].

Настроения же Павла Строганова, выраженные в письмах отцу, составляют удивительный контраст с восторженным энтузиазмом Ромма. При несомненной симпатии к переменам в общественном устройстве Франции юноша смотрел на них с позиции доброжелательного, но все же стороннего наблюдателя, не ощущая себя участником происходящего и в какой-то степени даже испытывая определенный душевный дискомфорт от царившего вокруг неустройства. Что у него вызывает действительно сильные переживания, так это трудности, с которыми в тот момент столкнулась Россия: войны со Швецией и Турцией, угроза внутренних неурядиц. Лейтмотив корреспонденции П.А. Строганова зимой и весной 1790 г. – это повторяющееся из письма в письмо желание скорейшего прекращения раздирающих Европу войн и мятежей, установления гражданского согласия во Франции и замирения России с соседями. Так, в письме от 30 декабря 1789 г. / 10 января 1790 г. он сообщает: «Я желаю так же, как и вы, чтоб войны, существующия против моего отечества, скоро прекратились» [716].

Различия в восприятии Роммом и Строгановым окружающей действительности ярко проявляются в их совместном письме от 14/25 января 1790 г. Если написанная Роммом и приведенная мною выше часть этого послания целиком посвящена благотворному влиянию революции на нравы, то Павел, напротив, выказывал обеспокоенность возможными беспорядками в России:

Я здесь слышал что был великой бунт в Москве, но что его скоро утишили; великое несчастие бы было чтоб к двум иностранным войнам присовокупились еще внутренныя мятежи, но надобно чаять что все несчастия не совокупятся вдруг оскорбить Россию; я бы весьма желал чтоб новой год в которой вошли, и с коим я имею честь вас поздравить был не столь мятежен как прошедший, что предвещается, по крайней мере, для здешной земли, ибо хоть иногда и приключаются маленькия мятежи, то тотчас и утишаются, и теперь не токмо в Париже, но и в провинции все в мире [717].

Не менее ярко характеризует умонастроение Павла и письмо от 28 января / 8 февраля, где он восхищается действиями французского монарха по умиротворению общества и выражает тревогу из-за возможной болезни русской государыни: