Результатом этой статьи стало знакомство Сайдеботема с Вейцманом, который посоветовал расширить текст до «Меморандума для министерства иностранных дел». Этот «Меморандум», представленный в начале 1916 г. в отдел Ближнего Востока министерства иностранных дел, предлагал создать буферное государство, основанное на «достаточно пространном плане… поскольку если второе еврейское государство должно избежать судьбы первого, ему необходимо пространство для дыхания». Стратегическое преимущество должно было потрафить «рациональному британскому эгоизму», но мистер Сайдеботем не смог избежать упоминания исторического величия возможности, которая представляется по восстановлению еврейского государства под эгидой британской короны. На протяжении следующих шести месяцев Сайдеботем при сотрудничестве манчестерских сионистов и С. П. Скота за сценой, который советовал, поощрял, открывал каналы, продолжал выступать в пользу идеи через Британский комитет Палестины, который сам и организовал в целях агитации, и его еженедельного печатного органа «Палестина».
Затем волею случая вмешались сторонние обстоятельства, послужившие к объединению остальных факторов. Британия в значительной степени истощила свои ресурсы леса, из которого изготавливался древесный спирт, из которого, в свою очередь, изготавливался ацетон, обязательный компонент при производстве кордита. Посреди войны перспектива того, что пушки утихнут из-за нехватки боеприпасов, ничего хорошего не сулила. Требовалось изобрести способ производства синтетического ацетона, и сделать это надо было быстро. Ллойд Джордж на посту министра вооружений «искал решение», когда, по его словам, столкнулся с С. П. Скоттом, «другом, в чью мудрость я безгранично верил». Услышав, что подыскивают изобретательного химика, Скотт порекомендовал «удивительнейшего профессора химии из Манчестера» по фамилии Вейцман. Задействовать иностранца в столь щекотливой ситуации было весьма рискованно, и Скотт не мог с точностью сказать, где родился химик — «в окрестностях Вистулы [105] На территории Польши.
, как ему думалось». Но он был уверен в приверженности профессора Антанте, поскольку знал, что единственное, что занимало Вейцмана, был сионизм, а еще он понимал, что Вейцман убежден, что единственная надежда для его народа заключается в победе Антанты.
«Я знал мистера Скотта как одного из самых проницательных знатоков людей, кого я когда-либо встречал… — продолжает Ллойд Джордж. — Я положился на его слова о профессоре Вейцмане и пригласил последнего в Лондон. Он мне сразу понравился… это была поистине удивительная личность» 39. Вейцман, который уже давно в частном порядке работал над процессом ферментации из крахмала, был вскоре нанят разрешить затруднение правительства. За «несколько недель» (если верить Ллойд Джорджу) он разработал весь процесс, хотя проблема масштабного производства и переоборудования заводов под новые методы постоянно занимала его до конца войны.
Инцидент с ацетоном был критическим не столько с точки зрения обещанной Ллойд Джорджем награды за услуги доктора Вейцмана, сколько с точки зрения переезда самого Вейцмана в Лондон, где под руководством «неутомимого мистера Скотта» он завязал знакомства с воротилами политики.
«Никогда в жизни я не видел человека, подобного доктору Вейцману, — вспоминал несколько лет спустя в Иерусалиме фельдмаршал Алленби. — Своим заразительным энтузиазмом он любого мог обратить в сиониста» 40. В Лондоне 1916–1917 годов час пробил, а согласно некоему необъяснимому закону истории, пробивший час находит своего человека. Работа Вейцмана по производству ацетона велась под эгидой адмиралтейства, которое в тот момент возглавлял Бальфур. «Знаете, — начал Бальфур, когда они встретились снова, точно и не было перерыва в их разговоре, — я вспоминал ту нашу беседу, и полагаю, что когда отгремят пушки, вы, возможно, получите свой Иерусалим» 41.
На финишную прямую проект сионистов вышел, когда Ллойд Джордж стал премьер-министром, а Бальфур — министром иностранных дел в декабре 1916 г. Они «все обсудили», вспоминал Ллойд Джордж, хотя никак не проясняет это выражение. Но с того момента был запущен процесс официальных переговоров с сионистами. Последовали месяцы бурного маневрирования, связанного с притязаниями Франции в Сирии, возражениями папы римского, отношением к проблеме Соединенных Штатов, воздействием на Россию, находившуюся тогда на грани революции. Наибольшую головную боль приносила постоянная полемика с антисионистски настроенными английскими евреями, подпитываемая в кабинете министров министром по делам Индии Эдвином Монтегю и озвученная в прессе Александром и Монтефиоре, соотвественно, президентом и секретарем Еврейского совета Лондона. В те дни большинство респектабельных евреев все еще считали сионизм безумным заблуждением «армии нищих и безумцев». Восстановление прародины казалось им не воплощением мечты, а подрывом завоеванных с немалым трудом гражданских прав в странах Запада. Неевреям такой настрой был непонятен. Говоря словами «Таймс», они приписывали его «разыгравшимся нервам» 42. С другой стороны, в национализме сионистов они видели нечто знакомое — черту сродни национализму чехов, поляков или арабов, с которыми привыкли иметь дело.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу