Екатерина Левкина - Годуновы. Исчезнувший род

Внешняя политика при Борисе не изобиловала войнами, он строил отношения с соседями исключительно при помощи дипломатии. Эпоха его правления характеризуется поощрением торговли и отодвиганием русской границы мирным способом все дальше на юг. Годунов искусно использовал борьбу Речи Посполитой и Швеции за Ливонию и ослабление Крыма, не упуская при этом из виду и турецкое направление.

Результаты проводимой Борисом внутренней и внешней политики и в духовной, и в культурной, и в государственной жизни поражали. По словам Л. Е. Морозовой, «все посещавшие Москву иностранцы отмечали, что никогда прежде русский царь и его дворец не были столь великолепны». И здесь, как считает Емельянов-Лукьянчиков, усматривается «залог будущего извращения образа Годунова – это печальный закон геополитики – сильный и процветающий сосед вызывает опасения».

«Сложность и многогранность его деятельности, – писал о царе Борисе историк С. Ф. Платонов, – обнаружили во всем блеске его правительственный талант и его хорошие качества – мягкость и доброту; но эти же свойства сделали его предметом не только удивления, восторга и похвал, но и зависти, ненависти и клеветы» которые «обратились в средство политической борьбы и интриги».

Приводит Емельянов-Лукьянчиков и слова митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна: «Есть все основания считать Годунова человеком благонамеренным… Настойчивые попытки многих исследователей найти в характере Бориса одну из причин обрушившихся на Россию бед объясняются довольно просто: не умея или не желая вникнуть в духовную подоплеку событий, историки искали „виноватого“».

Характеристикой русского общества перед Смутным временем, полагает Емельянов-Лукьянчиков, можно считать характеристику, данную доктором исторических наук С. В. Перевезенцевым сознанию Ивана Грозного времен опричнины. Емельянов-Лукьянчиков приводит присутствующее в трудах Перевезенцева «закономерное разделение личности Грозногоцаря (негативная во второй части жизненного пути, который характеризуется гордыней: «справившись с многочисленными врагами-изменниками, он не справился сам с собой») и его служения как государственного предстоятеля единственной православной цивилизации (всецело положительно), идеала Ивана Васильевича (положительная формулировка идеи Третьего Рима) и реального воплощения этого идеала (отрицательные методы воплощения: царь был не самодуром, а человеком, неверно интерпретировавшим свой идеал и веру)». Получается, царь Иван Васильевич предстал Грозным царем опричнины, в личности которого «произошел крах лелеемой им идеи Третьего Рима».

Так и Россия, достигнув пика развития, реализовав свою национальную идею, не уделила должного внимания тому, что эти достижения не только гордость и достоинство, но и громадная ответственность, налагающая соответствующие духовные, культурные и государственные обязательства на каждого русского человека. Кризис в начале XVII века, считает Емельянов-Лукьянчиков, стал «кризисом несоответствия высокого служения и личностного уровня многих представителей русской нации».

К началу XVII века Российское государство, переживавшее эпоху своего расцвета, при этом вступало в период предвозвещенного надломом опричнины упадка. И наряду с величайшими достижениями во внутренней и внешней политике наличествовал регресс общего духовного уровня народа. В этом состояла духовная подоплека Смуты, убежден Емельянов-Лукьянчиков. Историк обращает внимание на то, с какой легкостью люди отказались от собственной веры и своей, русской династии, от национальной самобытности. Достигнув небывалых высот в развитии, считает Емельянов-Лукьянчиков, Россия не сумела в должной мере оценить то, что имела. Иван Грозный осознал свою ошибку, свидетельством чего является знаменитый синодик. Русский народ также покаялся, и свидетельством тому стало избавление России от интервентов, а затем избрание Михаила Романова и Разрешительная грамота 1607 года.

Почти через полгода после канонизации царевича Дмитрия, 3 февраля 1607 года, царь Василий Шуйский послал патриарха Ермогена с митрополитом Пафнутием и архиепископом Арсением к «прежебывшему» патриарху Иову с прошением о том, чтобы тот разрешил «всех православных крестьян в их преступлении крестного целования и во многих клятвах».