Лев Стекольников - Необыкновенный махаон

Топограф удивился:

— Как так! Что нам, Тузика заставить носить рейку?

— Зачем Тузика? Я буду и передним и задним реечником. А вы будете носить инструмент и вести Машку.

Сенцов засмеялся:

— Так, пожалуй, дойдет до того, что и без рабочих научусь снимать.

Потом подумал и сказал:

— Попробуем!

И началась «горе-работа», как говорил Сенцов.

Сам он, нагруженный треногой и угломером, тащил за собою Машку.

Придя на место, надо было привязать лошадь, установить инструмент, производить наблюдения, записывать, чертить — словом, успеть за короткий срок сделать многое.

А Машка не стоит спокойно. Ее донимает мошкара и слепни, и она норовит подойти поближе к хозяину. — Обмахни, мол…

— Пошла, пошла! — сердится Сенцов. — Ты мне инструмент, столкнешь!..

А Пете, установившему рейку на задней точке, приходилось бежать устанавливать переднюю рейку. А потом возвращаться опять назад, чтобы, сняв заднюю, вновь спешить вперед. Проще говоря, ему приходилось каждое расстояние проходить три раза.

Надо сказать, что и Тузик, видимо из преданности, пробегал трижды каждое расстояние. Вперед он бежал с веселым лаем, а вот назад возвращался, горестно подвывая.

За три дня осунулись и почернели лица наших путешественников. Но было утешение, что работа, хотя и медленно, подвигается.

На четвертый день они поднялись на высокий холм с голой вершиной. Отсюда был хорошо виден пораженный участок леса. Серым пятном выделялся он на темно-зеленом ковре тайги.

Наконец-то вернулся Ваня.

Еще издали он кричал:

— Вас очень, очень благодарят, Сергей Павлович!..

Еще через два дня топограф заметил самолет, который кружился над тайгой, постепенно снижаясь.

— Он ставит дымовую завесу! — удивленно закричал Петя.

Действительно, когда самолет прошел на бреющем полете над пораженным участком, за ним протянулось легкое мутно-белое облачко.

— Это не «дымовая завеса», а гексохлоран или ДДТ, — засмеялся Сенцов. — Теперь коконопряду — смерть. Лес спасен.

Когда, спустя месяц, топограф вернулся на базу, то он узнал, что ему объявлен выговор за слабый темп работы и благодарность за бдительность от Управления лесничества.

Впрочем, выговор был вскоре снят.

Есть бабочки, при виде которых в памяти возникает определенный пейзаж. Так, белая капустница связана с сырыми зелеными полями Прибалтики, а рыжая крапивница напоминает нам окраины большого города: задворки и пустыри, поросшие мать-мачехой и жгучей крапивой; сине-зеленый мааков махаон неотделим от цветущих луговин Уссурийского края, а бурая, крупная многоцветница связывается у нас с горячими «шляхами» Украины. И есть бабочка, которую встречаешь чаще всего в горах. И названа она по имени древнегреческого бога света — аполлоном.

Возможно, что вы ее никогда не видели. Аполлон редок в Европейской части СССР и встречается, как говорят ученые, «спорадически». Это значит, что нет закономерности в появлении этой бабочки в том или ином месте.

Видел я аполлона на горных пастбищах Кавказа. Помню, как у меня кружилась голова не то от разреженного воздуха, не то от запаха цветов. Там были розовые ромашки и желтые васильки, синие кубки горечавки и лиловые фонарики водосбора. Были и анемоны, растущие не как в наших рощах, не поодиночке, а букетиками. Встречал эту бабочку и на алтайских лугах, на «джейляу».

Там тоже было много цветов. Словно бубенчики из красного золота, лоснились купальницы, горели маки и желтыми цветами был осыпан рододендрон. Нарочно перечисляю так много цветов, чтобы вы поняли: яркая окраска аполлона вполне закономерна. Право, его не так легко заметить среди пестроты альпийского луга.

Крылья у него белые с голубым отливом, прозрачные по краям — совсем как горный лед. По их белому фону рассыпаны многие черные пятна. А среди них горят, словно капли крови, четыре красные точки. Грудь и брюшко бабочки одеты шерсткой, а усики коротки и толсты.